[Quiterie]

Глава восьмая

Мистер Уотсон с эскадрой покидает Герию и прибывает в Бомбей, а оттуда отправляется к форту Святого Давида. Там он получает разрешение Его Величества вернуться в Англию, но вынужден отказаться от него из-за неприятных новостей от глав Ост-Индской компании. Предполагавшаяся экспедиция в Голконду, отмененная из-за тех же новостей. Срочная весть из Бенгала о захвате Калькутты и трагедии Черной Ямы. Эскадра отправляется в Бенгал и после утомительного перехода встает на рейд Балласора. Сведения о действиях и завоеваниях на реке Ганг при взятии Калькутты.

Девятнадцатого февраля 1756 года Тигр отправился в Бомбей с больными и ранеными эскадры на борту, семнадцатого марта адмирал Уотсон на борту Кента встал на якорь в Бомбейской гавани, и его примеру последовал адмирал Покок на Кумберленде днем спустя. Двадцать седьмого апреля адмирал Уотсон с эскадрой покинули Бомбей и опять пришли к Коромандельскому берегу. Мы зашли в Герию по пути, и четырнадцатого мая остановились на рейде форта Святого Давида. Вскоре после нашего прибытия адмирал получил бумаги от статс-секретаря и из Адмиралтейства, уведомлявшие, что его величество благоволит уступить просьбе покинуть Ост-Индию и указывает ему, что, когда бы ни произошло это событие, после этого следует передать командование эскадрой контр-адмиралу Пококу. Еще при первом прибытии, мистер Уотсон, чей характер был сангвиничным, а телосложение – плотным, сильно мучился от жаркого климата. Потому полученное им теперь разрешение покинуть службу не могло не стать ему приятным, и он наслаждался ожиданием, что отправится в Европу в октябре месяце.
Однако ясную перспективу вскоре затуманило неприятными известиями, что в это время пришли от губернатора и совета Мадраса, которые они, в свою очередь, только что получили от распорядителей Ост-Индской компании. Общий их смысл был в том, что три тысячи человек из французских регулярных войск отправились в путь на шести линейных кораблях и на таком же количестве кораблей, принадлежавших их Ост-Индской компании, и что последние, как только дойдут до острова Маврикий, будут переделаны в боевые. С этими же сведениями, как говорят, были посланы письма из Англии главе форта Святого Георгия: «Доблестно стоять на страже и сделать все для защиты от угрожающих французских войск».
Вскоре адмирала Уотсона настигло срочное послание, где желалось, чтобы он прежде всего следил за делами французов в Пондишерри. Новости приходили каждый квартал, точно молния, и разные люди придерживались различного мнения о них. Многие считали, что известия от глав компании не имеют под собой основания, поскольку тот же корабль, что привез эти волнующие сведения, привез и письма от лорда Холдернесса, одного из главных статс-секретарей его величества, и он даже не заикнулся об этом предмете спора. Молчание его лордства о событии такой важности было поразительным, но, тем не менее, пока существовала возможность, что в этом случае главы компании были лучше осведомлены, чем министерство иностранных дел, адмирал Уотсон отбросил мысль о скором возвращении домой; как бы ни было ему это приятно, он не мог предпринять подобного шага, когда вокруг твердили, что столь темная туча готова разразиться градом над нашими важнейшими поселениями в этой части света. Так сильна была в его груди любовь к отчизне и жажда славы, что хоть и подстрекал его соблазн домашнего блаженства, но адмирал отмел его и решил все же подвергнуться ужасам местного климата, сопряженного с опасностью и болезнями.
Вскоре между ним и джентльменами из правления было постановлено, что во всех отношениях мы должны подготовиться и встретить французов наиболее эффективно. Для этого оба адмирала и все офицеры эскадры покинули свои дома и чинили корабли, где они жили на протяжении шести недель, не переставая пристально следить, не покажется ли враг. В то же время, чтобы повысить нашу тревогу, джентльмены французской нации, живущие в Индии, очень споро и хитро составили доклад, который попал в руки нашим друзьям голландцам, о том, что армада из Франции на самом деле вошла в индийские моря. Подтверждение это весьма взволновало правительство Мадраса, и джентльмены немедленно обратились к адмиралу, чтобы он взял на борт королевский полк в форте Святого Давида и вместе с ним отправлялся к ним. С величайшей неохотой адмирал покинул форт Святого Давида, поскольку он знал, что по всем донесениям именно здесь находится удобнейшее место для перехвата французской флотилии и для противодействия любым планам, которые враг может строить против наших поселений. Но раз он выбрал не спорить с советом, то взял на борт полк полковника Алдеркрона и отправился с ним в Мадрас, где купил корабль для королевской службы, переделал его в брандер под именем Молния и назначил его капитаном своего первого лейтенанта, Ричарда Кинга.
По нашему прибытию в Мадрас мы имели удовольствие встретить деятельного и вдохновенного губернатора Пиго во главе множества оружейников и чернорабочих, что невероятно усовершенствовали местные укрепления, и он едва ли позволял себе отдых, воодушевляя собственным примером настолько, что в ожидании неминуемой опасности они находились на солнце в самые жаркие часы, в самое засушливое время года.
Почти сразу перед тем, как до нас дошли слухи об армаде из Европы, набоб Голконды поссорился с французским генералом месье Бюсси, который долго охотился за сокровищами на его земле. Набоб попытался подружиться с лидерами нашего правительства, чтобы они помогли разобраться со столь назойливым гостем, и они с удовольствием прислушивались к его предложению. Разумеется, в то время ничто не препятствовало оказанию помощи, кроме предполагаемой опасности для них самих от французской армады, чьего прибытия вскоре ждали. Опасения так сильно повлияли на их мысли, что какое-то время они казались более озабоченными собственной защитой, чем существенной поддержкой нового союзника. Однако, наконец, два корабля компании прибыли из Англии, и поскольку они были последними в сезоне и не привезли никаких подтверждений ранним тревожным сведениям, каждый немедленно заключил, что пугающие новости не имеют под собой ни малейшего основания. Поэтому войсковому отряду и артиллерийскому обозу было приказано находиться в готовности, пока не поступит команда отправиться в княжество Голконды, землю, полную сокровищ, источник тех невероятных богатств, которые собрал знаменитый месье Дюпле и его соотечественники, и которым они, несомненно, были обязаны своим влиянием.
Но прежде чем войска смогли выступить, пришло донесение из Бенгала с печальными вестями о нашем форте в Коссимбазаре, неподалеку от Мукшидабада, захваченного новым набобом Сираджем-аль-Даулой, в котором бурлили безрассудство, жестокость, честолюбие и алчность; особенно он гневался на мистера Дрейка, английского губернатора Калькутты, пеняя тому, что губернатор берет под защиту некоторых из преступников; но его атака на английские поселения, конечно, росла из надежд хорошо поживиться, усугубленных желанием повергнуть своих поданных в ужас перед его военными талантами и мастерством. Вместо того, чтобы пойти с той великой армией, что он собрал, в страну пурбуниев, как он намеревался вначале, нам сообщили, что набоб повернул свое оружие против нас и вскоре оказался перед воротами форта Уильяма в Калькутте. Эти несчастливые новости погрузили нас в глубокие раздумья, и едва лишь утихла досада, как вестник принес новое донесение о взятии им Калькутты и об ужасной трагедии в Черной Яме*. Это был такой удар, что поверг нас в оцепенение, и его силы хватило, чтобы пошатнуть веру в нашу Ост-Индскую компанию до самого основания, поскольку она потеряла основное поселение в Бенгале и форт, что охранял один из важнейших торговых путей.

*Впечатляющий рассказ об этом памятном и ужасном событии оставил эсквайр Джон Зефенайя Холуэлл, один из выживших в Черной Яме, и напечатал его в 1758 году.

Здесь я не могу не упомянуть о роковых последствиях вышеупомянутых распоряжений, которые чересчур поспешно выдали нам управляющие компании. Будь мы свободны в своих действиях, когда эскадра впервые пришла из Бомбея, а не привязаны к определенному месту, нет сомнения - перед нами открылись бы великолепные возможности. Наши войска неминуемо бы отправились в княжество Голконда на помощь Салабадджину, набобу этой страны, и, скорее всего, захватили бы все французские крепости в тех краях, отступлению Бюсси не суждено было бы свершиться, и каждый француз оказался бы в наших руках**. Эскадра тоже отправилась бы в Масулипатнам и там бы соединилась с кораблем из Пондишерри с войском под командованием мистера Лоу в количестве четыреста человек, предназначавшимся изначально на подмогу месье Бюсси. Так наши земляки укрепились бы в одной из богатейших провинций Индии, в месте, что стало причиной раздора между нами, и французами, и источником всех бед в этой части света. Наши войска, которые должны были отправиться в Голконду, были бы уже на полпути к освобождению наших несчастных соотечественников, когда пришла весть о печальных потерях в Бенгале, и с дополнительной подмогой, поскольку Салабадджин, наш союзник, присоединился бы к нам со своим войском, и компания восстановила бы дела быстрей, чем вышло в конце концов, и не понадобилось бы наше утомительное путешествие из Мадраса в Бенгал, и, возможно, наш достопочтенный адмирал и другие храбрые люди, что погибли там из-за суровости климата, смогли бы оставить реку, прежде чем началась жара и дожди, и сейчас были бы живы и счастливы в кругу своих семей в Англии. Но небеса решили, что сия цепь счастливых событий им не угодна! Но, тем не менее, дурно для нас искать промахи в божьем промысле, как бы мы ни сочувствовали горю наших земляков и друзей.

**Впоследствии нам удалось добиться этого под командованием храброго полковника Форда.

О трагедии в Калькутте в Индии существовало множество мнений, и будет достаточно заметить, что губернатора обычно обвиняли, что он столь стремительно оставил форт, хотя храбрость и решительность мистера Холуэлла, кто с помощью нескольких храбрых офицеров и малочисленного гарнизона несколько дней защищал форт, когда остальные покинули его, нельзя не вознести высоко. Однако были люди в Калькутте, которые не позволяли обронить ни словечка похвалы в адрес этих джентльменов, поскольку настаивали, что они защищали форт по необходимости, а не из желания, и что мистер Холуэлл и его офицеры наверняка бы последовали за губернатором на корабли, если бы еще остались лодки, которые могли бы их перевезти.
С потерей двух фортов в Коссимбазаре и Калькутте, дела Ост-Индской компании пошли так плохо, что только храбрость и мужество Уотсона да великодушие и удача Клайва могли поправить их. Главы компании немедленно обсудили план действий, и два храбрых и достойных офицера, чтобы помочь делам компании в Бенгале, вернули Калькутту и с избытком отомстили тем варварам, которые творили жестокости над нашими несчастными земляками. Необходимые припасы и оружие едва успели погрузить на борт, когда с Малабарского берега пришел корабль, который привез адмиралу пакет, где лежал патент, назначавший его вице-адмиралом синего флага* и приказ возвращаться в Англию с эскадрой под его командованием.

*Через некоторое время мистера Уотсона повысили до вице-адмирала белого флага, но он не дожил до получения патента.

Мистер Уотсон немедленно созвал своих преданных советчиков и друзей: адмирала Покока, капитана Спека и секретаря мистера Дойджа, чтобы обсудить, как будет верно поступить при столь критическом стечении обстоятельств; и им стало ясно, как прежде понял сам адмирал, что министерство, когда посылало приказ на возвращение, не могло предвидеть тех пугающих событий, что произошли в Бенгале; они единогласно решили, что не только адмирал должен отложить возвращение в Англию, но и вся эскадра, пока дела компании не укрепятся и не станут лучше, чем сейчас. Затем адмирал выразил свое желание перед губернатором и выборными советниками форта Святого Георгия, встретившись с ними на совете, чтобы обсудить содержание присланных ему бумаг. Когда они собрались, он показал им копию приказов, на что члены совета, весьма сбитые с толку, серьезно и печально заявили, будто компания будет полностью разорена, если только королевский флот немедленно не отправится в Бенгал, поскольку сами они не могут отправить достаточное количество войск на своих кораблях, да и будут они бесполезны без поддержки двух или трех военных кораблей. Потому было решено, что вся эскадра отправится к устью реки Ганг и станет на рейде Балласора, а корабли и лодки компании спустятся по реке к эскадре и примут на борт королевские войска. Сэйлисбери, Бриджуотер и Кингсфишер отдали под командование капитану Уильяму Мартину, чтобы выступить в экспедицию против набоба, поскольку ясно было, что Кент, Кумберленд и Тигр не пройдут через Брейс*. Еще одной задержкой и причиной споров стал вопрос: какие войска посылать в Бенгал, и кто должен ими командовать. То они склонялись к полковнику Эдлеркрону, то к полковнику Клайву, и, наконец, сошлись на Клайве, поскольку большая часть голосов поддерживала его. Губернатор и совет также совещались о том, в чьи руки нужно отдать дела компании в Бенгале, чтобы экспедиции сопутствовал непременный успех. В свое время было поставлено, что совет должен послать троих из своих членов в Бенгал, чтобы они подчинялись приказам, которые будут приходить отсюда; они пришли к соглашению, что сейчас губернатор и совет форта Святого Георгия должны, пока не будет получено одобрение от глав Ост-Индской компании, взять на себя управление этим разрушенным и когда-то независимым поселением. Однако мистер Уотсон, в частности, сильно противился этому решению и заявил (как мне передал его секретарь), что он не возьмется за экспедицию ни при каких иных условиях, разве только поселение не передадут тем, кого компания назначила своими представителями в той провинции. После долгих споров было решено, что бывший губернатор и совет должны быть восстановлены в своих чинах и званиях, и, в основном, посредничеству адмирала в той острой ситуации эти люди обязаны своей последующей удаче и неожиданному благоденствию. Но основной трудностью, что существовала сама по себе, оказалось позднее время года; установился муссон, и эскадра должна была идти в Бенгал против него, и это считалось почти невозможным. Нам дали понять, что корабли, идущие в это время из Мадраса в Балласор, были обязаны идти по восточной части залива, и течение было таким сильным, что хоть они и рассчитывали увидеть берег Пегу, но часто, к невероятному изумлению, обнаруживали себя вновь у Коромандельского берега, и когда они повторяли маневр во второй раз, разыскивая восточный берег, их относило на юг к острову Цейлон, и затем, по исходу провизии, им приходилось возвращаться на Малабарский берег**. Адмирал, однако, был уверен в своих кораблях и умении капитана Спека, который хорошо знал местные моря, и решил повторить этот смелый эксперимент, чтобы спасти компанию от разрушения, и, отправив Кингсфишера в Бенгал с известием для наших соотечественников о скорой подмоге, шестнадцатого октября он вместе с эскадрой и несколькими кораблями компании вышел из Мадраса и взял курс на рейд Балласора в устье реки Ганг***.

* Опасная мель в устье реки Ганг на пути к Фулте.

** «Из чего следует, что для быстрейшего перехода из Малабара на Коромандельский берег в октябре и ноябре, необходимо отойти к югу на пять градусов или четыре градуса и тридцать минут северной широты, где вы поймаете юго-западный ветер до Никобарских остров, если не до Андаманских, и, наметив там курс до рейда Балласора или до устья реки Ганг, необходимо придерживаться компасного румба, поскольку у Араканского берега чересчур сильное течение».
Выдержка из записок капитана Кинга

*** На борту кораблей было семьсот европейцев и тысяча двести сепоев, принадлежавших компании, а также отряд в двести пятьдесят человек из полка Эдлеркрона, несших службу, как морские войска.

Время, когда эскадра вышла из Мадраса, было временем, когда течения в Бенгальском заливе особенно сильны, вероятно, из-за сильных дождей, что шли в июле, августе и сентябре, и примерно в это время впадали в море из многочисленных притоков великой реки Ганг. Ветер в этот сезон**** был то слабым, то штормовым, и адмирал старался добраться до восточного берега, но вскоре ему пришлось укротить свои желания, ведь, несмотря на все его попытки, получилось обратное: эскадру отнесло назад, за остров Цейлон, хотя по нашим представлениям, мы должны были пройти несколько градусов на восток. Несколько дней спустя начался северно-восточный шторм, и ночью один из кораблей подал сигнал бедствия. Адмирал приблизился к нему, и обнаружилось, что это был Сэйлисбери, который получил пробоину и, похоже, больше не мог идти вместе с эскадрой; поэтому адмирал был вынужден держаться рядом всю ночь и часть следующего дня, чтобы помочь кораблю. Поскольку пробоина была на носу, им пришлось поставить его на корму, для чего туда передвинули все пушки и прочий провиант, поскольку в пробоину могла хлынуть вода. Частично им это удалось, и пробоину заткнули просмоленной пенькой, но поскольку это было ненадежно, то адмирал оставил выбор на усмотрение капитана Мартина: вернуться на остров Цейлон или идти дальше с остальной эскадрой. Мистер Мартин, знавший, что его корабль был особо важен в экспедиции и что на его борту двести человек из королевских войск и войск компании, подумал, что его возвращение станет препятствием к успеху всей экспедиции, и потому решил идти дальше, так долго, пока человеческим жизням на борту ничего не грозит.

**** «Хотя в Бомбее и Бенгале муссон обычно меняется с юго-западного на северо-восточный во время августовского полнолуния, перемена эта лишь частична, поскольку ветер меняется постепенно вдоль берегов Малабара и Коромандела до ноября».
Выдержка из записок капитана Кинга

Муссон в этом году был необычно своенравным, и оттого у нас заняло немало времени добраться до восточного берега залива, однако наконец с превеликим упорством и неутомимым усердием мы добрались до устья реки Ганг; но поскольку мы прибыли туда глубокой ночью, нам пришлось встать на якорь, не подозревая, где именно мы находимся. Как рассвело, мы с горьким разочарованием обнаружили, что стоим возле Пальмиры (или Пальмового мыса), и легко увидели, что к северу от нас раскинулся нескончаемый песчаный берег. У тех наших кораблей, что шли с подветренной стороны, оставалась лишь узкая полоса для спасения; Кумберленд адмирала Покока сел на мель, но, к счастью, смог освободиться без особых потерь. Два дня спустя Кент и Тигр добрались до рейда Балласора, но остальные корабли не смогли отойти от мыса. Адмирал Покок после нескольких бесплодных попыток, нуждаясь в провизии, был вынужден отослать Визагапатуам и Сэйлисбери, и после нескольких дней в море, вся команда – и офицеры, и простые люди, получавшие от казначея лишь кварту воды в день, - оказалась перед опасностью лишиться самого необходимого для жизни; но, в конце концов, упорство капитана и доброе провидение привело корабль на рейд Балассора, а после – через пески - к адмиралу, в Фулту.
Как только Кент пришел на рейд Балассора, на борт поднялись два английских лоцмана, которые рассказали адмиралу о плачевном положении дел в Бенгале. После покорения Калькутты почти каждый ее житель, выживший после атаки и ужасном несчастье в Черной Яме, спасся в Фулте, жалкой деревушке на берегу реки; что некоторые семьи живут в палатках на побережье, а другие выживают на борту тех кораблей, на которых они спаслись из Калькутты. Если коротко, то они поведали о позорном состоянии и леди, и джентльменов столь трогательно, что адмирал был поистине впечатлен рассказом и решил немедленно отправиться на помощь. Он столь расчувствовался, что не терял времени, поскольку узнал, что набоб собирает несколько батарей, чтобы перекрыть ему проход. Адмирал спросил совета у лоцманов, как Кенту и Тигру можно пройти через Брейс, когда прилив будет достаточно широк; они оба колебались в ответах, но адмирал, подгоняемый неугасимым духом и положившийся на суждения капитана Спека, который несколько раз ходил по этой реке прежде, пришел к решению попытаться, что мы успешно и претворили в жизнь, хотя и не без нависшей над нами опасности, когда корабли миновали мель; мы прошли мимо нее, но не над ней*.

*В 1769 году, Голландский Лорд, один из кораблей компании, погиб на этой мели.

Четырнадцатого декабря мы, к собственному удовлетворению, прибыли в Фулту, где с удовольствием встретили капитана Кинга, который заболел и остался в Мадрасе, когда эскадра отправилась в путь, но, жаждущий действия, хотя и не выздоровевший до конца, он совершил переезд сюда на Протекторе, одном из кораблей компании, находившегося под командованием капитана Ингленда, который был послан в Бенгал со своими сепоями, чтобы пополнить войско полковника Клайва**. Кораблю капитана Кинга, Молнии (во время отсутствия капитана им командовал лейтенант Питер Портер, превосходный, но несчастливый офицер, убитый позже в экспедиции против Манилы), пришлось идти в Бомбей, и он не присоединился к эскадре позже. Капитан служил на борту Кента добровольцем, и из-за этого неудачного сложения обстоятельств его доля призовых денег при последующих победах уменьшилась на сто тысяч фунтов, чем должно.

**Протектор вышел в путь двадцать девятого октября, на тринадцать дней позже эскадры, и прибыл двумя днями раньше нас, пройдя путем, упомянутым выше.

Читатель сможет лучше почувствовать, чем я описываю, какими долгожданными гостями мы были для наших несчастных соотечественников в Фулте, которые из изобилия погрузились в состояние, где едва ли можно было удовлетворить самые необходимые потребности. Чаша невзгод всегда горька, но когда приходится отведать ее после часа роскоши, появляется привкус досады. Погрузиться на дно в крайнюю нужду по прихоти легконогой фортуны, из состояния, когда ты пользовался уважением, для всякого часто сопровождается насмешками и презрением, отягощающими чувство ничтожности и делающими существование еще больше невыносимым. Совершенно то же произошло и с нашими несчастными страдальцами: всегда у них был накрыт обильный и гостеприимный стол, где и друг, и чужак могли насытиться изысками, но теперь, после скрытого разворота судьбы, эти люди не гнушались снизойти к самым лакейским занятиям и зависеть от сочувствия прочих, влача жалкое существования. Они ютились в самых гнусных хибарах, одевались в дряннейшие платья и почти пять месяцев жили среди грязи и болезней, которые проредили их ряды. Но тем не менее, когда мы увидели их впервые, к нашему удивлению, они встретили нас с веселым выражением лица, будто и не происходило с ними никаких несчастий. Эта безмятежность, конечно, появилась благодаря приятным надеждам о быстром избавлении от нужды, которыми они подбадривали себя, хоть малая часть ее могла быть обязана их долгому обучению в школе жестокой нужды, заставлявшему их безропотно смириться и в истинно христианском духе предать себя божественному провидению Высшего, кто из мудрости и добрых побуждений возложил на них этот тяжкий крест.
От этих размышлений, к которым меня незаметно подвел предмет беседы, я перейду к нашим действиям ради освобождения соотечественников от тягот. На третий день после прибытия в Фулту адмирал послал набобу следующее смелое письмо о наших несчастных земляках:

Адмирал Чарльз Уотсон, величайший командующий флота, принадлежащий могущественному королю Великой Британии, неодолимый в сражениях – к Мансуруду Мулуку Сираджу Дауле, субадару земель Бенгала, Бахара и Орины.

«Король, мой повелитель (чье имя почитается всеми монархами мира), послал меня в эту часть света с огромнейшим флотом, чтобы защищать торговлю, права и привилегии Британской Ост-Индской Компании. Преимущества для каждого государства Моголов, проистекающие из усердной торговли, которую ведут поданные моего повелителя, слишком очевидны, чтобы перечислять их; и сколь сильно было мое удивление, когда я услышал, что вы выступили против вышеупомянутых факторий компании с огромной армией и силой изгнали слуг компании, захватили и разграбили их имущество, составляющее огромную сумму денег, и убили немало поданных моего повелителя.
Я пришел в Бенгал восстановить фактории и владения вышеупомянутых слуг компании и надеюсь найти в вас желание вернуть им их исконные права и привилегии. Поскольку вы должны видеть смысл от присутствия англичан в вашей стране, я не сомневаюсь, что вы согласитесь возместить им в разумных пределах потери и ущерб, от которых они пострадали, и таким образом положите мирный конец всем бедам и волнениям, и заслужите дружбу моего короля, кто истинно любит мир и восторгается делами справедливыми. Что я могу еще добавить?
Написано на борту корабля Его Британского Величества Кент,
у Фулты, 17 декабря 1756 года*.

*На это письмо набоб не дал ответа, пока мы не взяли Калькутту и Хугли.

Двадцать седьмого декабря адмирал вышел из Фулты вместе с Кентом, Тигром, Сэйлисбери, Бриджуотером, Кингсфишером и ост-индийцем Уолполом, приняв вначале на борт войска, которые сходили на берег развеяться и теперь насчитывали шестьсот европейцев и тысячу сепоев. Мы привезли подкрепление и соединились с остатками подразделения из Мадраса, которое еще в августе было прислано сюда под командованием майора Килпатрика, опытного и хорошего офицера, и предназначалось для усиления войск в Калькутте, которой, предположительно, грозила опасность. Вначале подразделение насчитывало двести сорок человек, но заразная лихорадка проредила их ряды, и по прибытию в Фулту не более десяти могли выполнять свой долг, а в живых, если мне не изменяет память, осталось человек тридцать.
Двадцать девятого декабря в шесть утра адмирал, предварительно высадив войска компании накануне вечером в Майапуре под командование лейтенанта-полковника Клайва, обстрелял из пушек хорошо укрепленную земляную крепость Баджи-Баджи, которую окружала мокрая грязь. Они открыли огонь по Тигру в семь утра, а затем и по всей эскадре, и не прекращали огня до часу дня, пока, наконец, корабельные пушки не подавили их артиллерию. Около одиннадцати часов адмирал подал королевским войскам сигнал к высадке, чтобы они присоединились к войскам компании, что шли за крутым береговым откосом. В соответствии с приказом полк под командованием капитана Кута высадился с Кента и Тигра, соединился с войском компании и захватил два передовых укрепления, которые противник покинул, оставив свои штандарты; около четырех на берег отослали две девятифунтовые пушки с Кента, чтобы пробить ворота, и войска полковника Клайва после утомительного перехода встали на пост у задней части крепости, чтобы перехватить врага, если тот вздумает отступить, и для этого их разделили на несколько отрядов. Один из них был атакован трехтысячным войском из пехотинцев и всадников Мониччанда, губернатора Калькутты, и двадцать наших людей были убиты и ранены в резне. Однако, несмотря на это преимущество, как только сам полковник явился с подкреплением и сделал несколько залпов из пушек, что весьма взволновало магометан, сей главнокомандующий армии набоба стремительно отступил, как только пуля из ружья просвистела рядом с его тюрбаном.
Эскадра подавила пушечный обстрел, однако гарнизон крепости не сдался и продолжил выпускать подожженные стрелы и стрелять из мелкого оружия, и потому на борту Кента собрался совет из морских и сухопутных офицеров, на котором полковник Клайв добился, чтобы крепость была взята приступом. Для этого в пять вечера адмирал высадил с каждого корабля по офицеру, два мичмана и около сорока матросов и отдал их под командование капитана Кинга, чтобы помочь полковнику со штурмом, который он назначил сразу после рассвета под прикрытием двух двадцатичетырехфунтовых пушек, установленных в грязи. Между тем, полковник дал указания, что вся армия (кроме обязательных часовых) должна отоспаться, чтобы как можно лучше восстановить свои силы после утомительного перехода предыдущего дня. В лагере все затихло, и мы, на кораблях, что стояли на якоре неподалеку от берега, уже было задумались, как бы использовать это время, чтобы тоже отдохнуть час-другой, но вдруг отовсюду послышались шумные возгласы радости, и вскоре адмиралу прислали весть, что крепость взята штурмом. Это были радостные новости, и, кроме того, весьма неожиданные, но, когда мы узнали об особых обстоятельствах, сопутствовавших успеху, наше ликование весьма поутихло, поскольку, оказалось, что правила, столь необходимые в военных подвигах, на этот раз были нарушены, и потому нельзя было смотреть на человека, приложившего руку к победе, как на заслуживающего одобрения, скорей – заслуживающего наказания.
Получилось вот как.
Во время тихого часа в лагере, некто Стрейбен, обычный моряк с Кента, угостился порцией грога (арак, смешанный с водой), и его дух поднялся столь высоко, что он не мог и подумать о том, чтобы лечь спать; таким образом он пошел бродить по окрестностям и незаметно оказался у стен крепости. Проделав сей длинный путь без помех, он забрал себе в голову, что может забраться в стенной пролом от ядра корабельной пушки, и, удачно поднявшись на один из бастионов, там он увидел нескольких магометан, сидевших на орудийной площадке. Он замахнулся на них абордажной саблей и разрядил в них пистолет, а затем, после трех громких «ура», закричал: «Я захватил это место!». Магометанские солдаты немедленно напали на него, и он защищался с несравнимой твердостью, однако в бою ему не повезло, и лезвие его сабли сломалось надвое у самой рукояти. Однако несчастье так и не произошло, поскольку рядом оказались два-три других моряка, которые случайно шлялись у той же части крепости, на которую взобрался Стрейбен. Они услышали его «ура» и тоже забрались через пролом, где, вторя исполненному торжества победителю, перебудили всю армию, которая вскочила по тревоге и в суматохе, без приказов, без какой-либо дисциплины, последовала за вышеупомянутыми моряками. Эта атака, хоть и прошла в таком переполохе, обошлась без несчастных случаев, если не считать смерти замечательного капитана Дугала Кэмпбела, к несчастью, застреленного одним из собственных солдат. Капитан Кут взял командование над крепостью этой ночью, и на рассвете крепость отсалютовала адмиралу. Так и осталось неизвестным, сколько же магометан было в крепости, когда туда ворвались наши люди; возможно, их было всего ничего, и большая часть гарнизона спаслась из крепости, как только замолчали наши пушки. Мы захватили восемнадцать пушек от двадцати четырех фунтов и ниже, а также – сорок баррелей пороха.
Стрейбена, героя этого захватывающего действа, вскоре привели к адмиралу, который, несмотря на сопутствовавший успех, посчитал необходимым выказать свое неудовольствие его ценой, в которой столь отчетливо проявилась нехватка военной дисциплины. Поэтому он недобро поинтересовался об отчаянном поступке: «Мистер Стрейбен, поясните-ка, что вы сделали?» Этот малый отвесил поклон, почесал затылок, повертел шляпу в руках и признался: «Ну, если честно, то я захватил крепость, но, надеюсь, что не причинил этим никакого вреда». Адмирал с трудом удержался от улыбки над наивностью ответа Стрейбена, и все присутствующие немало позабавились над его нескладным обликом, языком и манерами, пока он повторно рассказывал некоторые подробности своего безумного подвига. Мистер Уотсон особо разглагольствовал о трагических последствиях, которые могли сопутствовать недопустимому поведению Стрейбена, а затем, после сурового выговора, отпустил его, но не раньше, чем туманно намекнул, что, по-хорошему, Стрейбена должно бы наказать за его безрассудство. Стрейбен, весьма удивленный тем, что его обвиняют, в то время как он ожидал похвалы, едва только вышел из каюты капитана, как пробормотал следующее: «Если меня высекут за это дело, то, клянусь Господом, сам я ни единой крепости не захвачу больше». Необычность этого случая, успех предприятия и храбрый дух Стрейбена, что он выказал, сильно умилостивили адмирала в пользу нарушителя дисциплины, однако в то же время военная дисциплина требовала от адмирала выказать знаки неудовольствия. Так он и поступил на протяжении некоторого времени, но после, при заступничестве кое-кого из офицеров, действовавших по адмиральской же подсказке, он с готовностью простил его. И вовсе не представляется невозможным, что Стрейбен, хорошо подготовленный для боцманской службы, мог под иным предлогом занять этот чин на каком-либо из кораблей его величества, прежде чем закончится поход; но, к несчастью для этого храброго юноши, все его поведение и до, и после взятия крепости было чересчур распущенным, и потому адмирал счел невозможным предоставить ему иной, высокий чин, как бы сильно ему этого не хотелось*.
*С тех пор, как эта рукопись впервые появилась в печати, Стрейбен навестил автора и рассказал ему, что он служил под началом адмирала Покока и участвовал во всех его делах в Ост-Индии; в одном из них он был ранен, и потому стал казенным пансионером в Чатеме; сейчас он все еще выходит в море на одном из патрульных кораблей в Плимуте, и он говорит, что самое его главное желание – стать коком на одном из линейных кораблей первого ранга его величества.

Тридцатого декабря, в тот же день, когда мы взяли крепость Бадж Бадж королевские войска и войска компании вновь поднялись на борта кораблей эскадры, чтобы подняться вверх по реке, но сепоям было приказано идти берегом.
Первого января 1757 года люди с Кента и Тигра захватили крепость Тана, построенную из кирпичей, и земляное укрепление на противоположном берегу; оба были покинуты при нашем приближении, после одного-единственного пушечного выстрела с их стороны, и нам досталось сорок пушек, большую часть из которых составляли двадцатичетырехфунтовые. На следующее утро вся эскадра снялась с якоря и отправилась к Калькутте, если не считать Сэйлисбери, получившего приказ остаться позади и после вывоза пушек разрушить крепости Танна и Бадж-Бадж.
В девять утра Тигр, шедший впереди, втянулся в битву за Калькутту, когда враг начал обстреливать его. Однако едва только капитан Лэтем поставил корабль на якорь (что он сделал, как опытный и храбрый офицер), он немедленно открыл плотный ответный огонь. Кент тоже стал на якорь и сделал несколько бортовых залпов. В одиннадцать утра индийцы прекратили сопротивление и, завидев, что полковник Клайв уже почти осадил город на берегу, покинули крепость. После этого несколько стариков из города замахали нам руками, и один из них поднял английский вымпел на дереве. Адмирал немедленно отрядил на берег капитана Кинга, чтобы тот именем короля захватил крепость, и несколько минут спустя в ней расположился отряд из полка Эдлеркроуна под командованием капитана Кута, несшего службу на борту Кента и назначенного командующим нашего нового завоевания.
Вскоре после того, как капитан Кут завладел крепостью, туда, во главе войск компании, явился полковник Клайв; капитан показал ему приказ*, по которому он был назначен управителем крепости. Полковник отказался признать власть адмирала Уотсона в назначении на эту должность офицера младшего по чину, чем он сам, и сказал капитану Куту, что примет командование на себя, и если тот вознамерится мешать ему или не подчиняться приказам, то он немедленно возьмет его под стражу. Капитан пожелал ознакомить адмирала с этими условиями, на что полковник дал согласие.

* От Чарльза Уотсона, эсквайра, вице-адмирала синей эскадры флота Его Величества и командующего всех кораблей и суден, занятых в Ост-Индии, и морских сил объединенной торговой компании, ведущей дела здесь и со здешними землями.
Настоящим документом вы назначаетесь и направляетесь в гарнизон крепости Калькутты с войском его величества, что сейчас находится у вас в подчинении, и позаботьтесь выставить часовых и стражу, чтобы не быть застигнутым врасплох врагом. Вечером я буду на берегу, и вы не должны оставлять свой пост или передавать командование, пока не получите от меня дальнейших приказов. Во время своего пребывания на берегу вы проследите, чтобы войска его величества или какие другие люди не учиняли беспорядков, но обращались с туземцами с человеколюбием, и особенно позаботьтесь о том, чтобы не было грабежей, поскольку такие нарушители заслуживают суровейшего наказания. Подписано моей рукой на борту корабля его величества Кент, у Калькутты, второго января 1757 года.
Чарльз Уотсон.
Капитану Эйре Куту из 39-го пехотного полка
По приказу адмирала – Генри Дойдж.

На это адмирал послал капитана Спека узнать, по какому праву полковник взял на себя командование крепостью; тот ответил, что по праву, данному Его Величеством при назначении его лейтенантом-полковником и командующим королевской пехоты. Капитан Спек отнес адмиралу этот ответ и вскоре вернулся с сообщением от адмирала Уотсона к полковнику, что если тот не покинет крепость, то он выгонит его. Полковник ответил, что обстоятельства не дают ему ответить, но командование он не отдаст. В скором времени адмирал послал к нему капитана Лэтема, с которым полковник водил крепкое и близкое знакомство; они поговорили о деле спокойно и разрешили спор, который иные бы наверняка бы закончили громким судебным делом. В послании к адмиралу полковник намекнул, что если адмирал желает высадиться на берег и командовать самолично, то у него нет ни единой причины для возражений. И в самом деле, когда адмирал Уотсон наутро вышел на берег, полковник вручил ему ключи от крепости, и адмирал передал их бывшему губернатору этих мест, мистеру Дрейку, и его совету. Эти джентльмены, после уверений полковника Клайва о необходимости подобного шага, немедленно написали объявление войны набобу от имени компании, как сделал адмирал – от имени короля.

Выложила и Камилу в открытый доступ - здесь. Вдруг кому интересно ) И да, спасибо всем, кто читал и говорил много добрых слов.
Долги этого года хочется закрыть: все удачи и все потери.

@темы: история, XVIII век, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию