[Quiterie]

Очень приятно находить в чужих мемуарах или опубликованной переписке любимые и давно знакомые цитаты. Охватывает такое теплое чувство узнавания и солидарности, словно далекий привет и дружеский жест. Сегодня узнала раскавыченного Вольтера в переписке Чуковской и Самойлова (от Чуковской, право же, не ожидала именно Вольтера). А еще они слушали Бриттена ))
Так и хочется обнимать и няшить.

Историю Древнего Рима Ливия нельзя прочесть один раз. Во всяком случае, с электронного носителя точно; это книга, как и Цицерон, для неспешного прочтения с конспектированием и смакованием. Все-таки теперь стало ясней, откуда пошло вознесение отечества во времена классицизма, стоит только вспомнить многие из историй. И, опять же, очень тронула история Горациев и Куриациев во время короткой войны римлян и альбинцев. И Тарквиний Гордый, замешавший кашу на крови. И, конечно, спокойствие рассказчика, за которым видно определенное волнение и смирение, что историю невозможно изменить.

"Было тогда в каж­дой из ратей по трое бра­тьев-близ­не­цов, рав­ных и воз­рас­том, и силой. Это были, как зна­ет каж­дый, Гора­ции и Кури­а­ции, и едва ли есть пре­да­ние древ­но­сти, извест­ное более широ­ко; но и в таком ясном деле не обо­шлось без пута­ни­цы насчет того, к како­му наро­ду при­над­ле­жа­ли Гора­ции, к како­му Кури­а­ции. Писа­те­ли рас­хо­дят­ся во мне­ни­ях, но боль­шая часть, насколь­ко я могу судить, зовет рим­лян Гора­ци­я­ми, к ним хоте­лось бы при­со­еди­нить­ся и мне. Цари обра­ща­ют­ся к близ­не­цам, пред­ла­гая им обна­жить мечи, — каж­до­му за свое оте­че­ство: той сто­роне доста­нет­ся власть, за какою будет побе­да. Воз­ра­же­ний нет, сго­ва­ри­ва­ют­ся о вре­ме­ни и месте. Преж­де чем начал­ся бой, меж­ду рим­ля­на­ми и аль­бан­ца­ми был заклю­чен дого­вор на таких усло­ви­ях: чьи граж­дане побе­дят в схват­ке, тот народ будет мир­но власт­во­вать над дру­гим.

О битве и последствиях

...
Когда заклю­чи­ли дого­вор, близ­не­цы, как было услов­ле­но, берут­ся за ору­жие. С обе­их сто­рон обод­ря­ют сво­их: на их ору­жие, на их руки смот­рят сей­час оте­че­ские боги, оте­че­ство и роди­те­ли, все сограж­дане — и дома и в вой­ске. Бой­цы, и от при­ро­ды воин­ствен­ные, и обод­ря­е­мые кри­ка­ми, высту­па­ют на сере­ди­ну меж дву­мя ратя­ми. Оба вой­ска сели перед сво­и­ми лаге­ря­ми, сво­бод­ные от пря­мой опас­но­сти, но не от тре­во­ги — спор ведь шел о пер­вен­стве и реше­ние зави­се­ло от доб­ле­сти и уда­чи столь немно­гих. В напря­жен­ном ожи­да­нии все чув­ства обра­ща­ют­ся к зре­ли­щу, отнюдь не теша­ще­му глаз.

Пода­ют знак, и шесть юно­шей с ору­жи­ем наиз­го­то­ве, по трое, как два строя, схо­дят­ся, вобрав в себя весь пыл двух боль­ших ратей. И те и дру­гие дума­ют не об опас­но­сти, гро­зя­щей им самим, но о гос­под­стве или раб­стве, ожи­да­ю­щем весь народ, о гря­ду­щей судь­бе сво­е­го оте­че­ства, нахо­дя­щей­ся теперь в соб­ствен­ных их руках. Едва толь­ко в пер­вой сшиб­ке стук­ну­ли щиты, сверк­ну­ли бли­ста­ю­щие мечи, глу­бо­кий тре­пет охва­ты­ва­ет всех, и, поку­да ничто не обна­де­жи­ва­ет ни одну из сто­рон, голос и дыха­ние засты­ва­ют в гор­ле. Когда бой­цы сошлись грудь на грудь и уже мож­но было видеть не толь­ко дви­же­ние тел и мел­ка­нье клин­ков и щитов, но и раны и кровь, трое аль­бан­цев были ране­ны, а двое рим­лян пали. Их гибель исторг­ла крик радо­сти у аль­бан­ско­го вой­ска, а рим­ские леги­о­ны оста­ви­ла уже вся­кая надеж­да, но еще не тре­во­га: они сокру­ша­лись об уча­сти послед­не­го, кото­ро­го обсту­пи­ли трое Кури­а­ци­ев. Волею слу­чая он был невре­дим, и если про­тив всех вме­сте бес­си­лен, то каж­до­му порознь гро­зен. Чтобы разъ­еди­нить про­тив­ни­ков, он обра­ща­ет­ся в бег­ство, рас­счи­тав, что пре­сле­до­ва­те­ли бежать будут так, как поз­во­лит каж­до­му рана. Уже отбе­жал он на какое-то рас­сто­я­нье от места боя, как, огля­нув­шись, уви­дел, что дого­ня­ю­щие раз­де­ле­ны нема­лы­ми про­ме­жут­ка­ми и один совсем близ­ко. Про­тив это­го и обра­ща­ет­ся он в ярост­ном натис­ке, и, поку­да аль­бан­ское вой­ско кри­чит Кури­а­ци­ям, чтобы пото­ро­пи­лись на помощь бра­ту, побе­ди­тель Гора­ций, убив вра­га, уже устрем­ля­ет­ся в новую схват­ку. Теперь рим­ляне под­дер­жи­ва­ют сво­е­го бой­ца кри­ком, какой все­гда под­ни­ма­ют при неожи­дан­ном обо­ро­те поедин­ка сочув­ству­ю­щие зри­те­ли, и Гора­ций спе­шит закон­чить сра­же­ние. Итак, он, преж­де чем смог подо­спеть послед­ний, кото­рый был неда­ле­ко, при­кан­чи­ва­ет еще одно­го Кури­а­ция: и вот уже воен­ное сча­стье срав­ня­лось — про­тив­ни­ки оста­лись один на один, но не рав­ны у них были ни надеж­ды, ни силы. Рим­ля­нин, целый и невре­ди­мый, одер­жав­ший двой­ную побе­ду, был гро­зен, идя в тре­тий бой; аль­ба­нец, изне­мог­ший от раны, изне­мог­ший от бега, слом­лен­ный зре­ли­щем гибе­ли бра­тьев, покор­но ста­но­вит­ся под удар. И то не было боем. Рим­ля­нин вос­кли­ца­ет, ликуя: «Дво­их я при­нес в жерт­ву теням моих бра­тьев, тре­тье­го отдам на жерт­вен­ник того дела, ради кото­ро­го идет эта вой­на, чтобы рим­ля­нин власт­во­вал над аль­бан­цем». Уда­ром свер­ху вон­за­ет он меч в гор­ло про­тив­ни­ку, едва дер­жа­ще­му щит; с пав­ше­го сни­ма­ет доспе­хи.
...
С тем оба вой­ска и уда­ли­лись в свои горо­да.

Пер­вым шел Гора­ций, неся трой­ной доспех, перед Капен­ски­ми воро­та­ми его встре­ти­ла сест­ра-деви­ца, кото­рая была про­сва­та­на за одно­го из Кури­а­ци­ев; узнав на пле­чах бра­та жени­хов плащ, выткан­ный ею самою, она рас­пус­ка­ет воло­сы и, пла­ча, окли­ка­ет жени­ха по име­ни. Сви­ре­пую душу юно­ши воз­му­ти­ли сест­ри­ны вопли, омра­чав­шие его побе­ду и вели­кую радость все­го наро­да. Выхва­тив меч, он зако­лол девуш­ку, вос­клик­нув при этом: «Отправ­ляй­ся к жени­ху с тво­ею не в пору при­шед­шей любо­вью! Ты забы­ла о бра­тьях — о мерт­вых и о живом, — забы­ла об оте­че­стве. Так да погибнет вся­кая рим­лян­ка, что станет опла­ки­вать непри­я­те­ля!»

Чер­ным делом сочли это и отцы, и народ, но про­ти­во­сто­я­ла пре­ступ­ле­нию недав­няя заслу­га. Все же Гора­ций был схва­чен и при­ве­ден в суд к царю. А тот, чтобы не брать на себя такой при­скорб­ный и неугод­ный тол­пе при­го­вор и после­ду­ю­щую казнь, созвал народ­ный сход и объ­явил: «В согла­сии с зако­ном, назна­чаю дуум­ви­ров, чтобы они вынес­ли Гора­цию при­го­вор за тяж­кое пре­ступ­ле­ние». А закон зву­чал устра­ша­ю­ще: «Совер­шив­ше­го тяж­кое пре­ступ­ле­ние да судят дуум­ви­ры; если он от дуум­ви­ров обра­тит­ся к наро­ду, отста­и­вать ему свое дело перед наро­дом; если дуум­ви­ры выиг­ра­ют дело, обмо­тать ему голо­ву, под­ве­сить верев­кой к зло­ве­ще­му дере­ву, засечь его внут­ри город­ской чер­ты или вне город­ской чер­ты». Таков был закон, в согла­сии с кото­рым были назна­че­ны дуум­ви­ры. Дуум­ви­ры счи­та­ли, что закон не остав­ля­ет им воз­мож­но­сти оправ­дать даже неви­нов­но­го. Когда они вынес­ли при­го­вор, то один из них объ­явил: «Пуб­лий Гора­ций, осуж­даю тебя за тяж­кое пре­ступ­ле­ние. Сту­пай, лик­тор, свя­жи ему руки». Лик­тор подо­шел и стал ладить пет­лю. Тут Гора­ций, по сове­ту Тул­ла, снис­хо­ди­тель­но­го истол­ко­ва­те­ля зако­на, ска­зал: «Обра­ща­юсь к наро­ду». Этим обра­ще­ни­ем дело было пере­да­но на рас­смот­ре­нье наро­да. На суде осо­бен­но силь­но тро­нул собрав­ших­ся Пуб­лий Гора­ций-отец, объ­явив­ший, что дочь свою он счи­та­ет уби­той по пра­ву: слу­чись по-ино­му, он сам нака­зал бы сына отцов­скою вла­стью. Потом он про­сил всех, чтоб его, кото­рый так недав­но был оби­лен потом­ством, не остав­ля­ли вовсе без­дет­ным. Обняв юно­шу и ука­зы­вая на доспе­хи Кури­а­ци­ев, при­би­тые на месте, что ныне зовет­ся «Гора­ци­е­вы копья», ста­рик гово­рил: «Неуже­ли, кви­ри­ты, того же, кого толь­ко что виде­ли всту­па­ю­щим в город в почет­ном убран­стве, тор­же­ству­ю­щим побе­ду, вы смо­же­те видеть с колод­кой на шее, свя­зан­ным, меж плетьми и рас­пя­ти­ем? Даже взо­ры аль­бан­цев едва ли мог­ли бы выне­сти столь без­об­раз­ное зре­ли­ще! Сту­пай, лик­тор, свя­жи руки, кото­рые совсем недав­но, воору­жен­ные, при­нес­ли рим­ско­му наро­ду гос­под­ство. Обмо­тай голо­ву осво­бо­ди­те­лю наше­го горо­да; под­весь его к зло­ве­ще­му дере­ву; секи его, хоть внут­ри город­ской чер­ты — но непре­мен­но меж эти­ми копья­ми и вра­же­ски­ми доспе­ха­ми, хоть вне город­ской чер­ты — но непре­мен­но меж могил Кури­а­ци­ев. Куда ни уве­де­те вы это­го юно­шу, повсю­ду почет­ные отли­чия будут защи­щать его от позо­ра каз­ни!» Народ не вынес ни слез отца, ни рав­но­го перед любою опас­но­стью спо­кой­ствия духа само­го Гора­ция — его оправ­да­ли ско­рее из вос­хи­ще­ния доб­ле­стью, неже­ли по спра­вед­ли­во­сти. А чтобы явное убий­ство было все же искуп­ле­но очи­сти­тель­ной жерт­вой, отцу пове­ле­ли, чтобы он совер­шил очи­ще­ние сына на обще­ствен­ный счет.

Совер­шив осо­бые очи­сти­тель­ные жерт­во­при­но­ше­ния, кото­рые с той поры заве­ща­ны роду Гора­ци­ев, отец пере­ки­нул через ули­цу брус и, при­крыв юно­ше голо­ву, велел ему прой­ти слов­но бы под ярмом. Брус суще­ству­ет и по сей день, и все­гда его чинят на обще­ствен­ный счет; назы­ва­ют его «сест­рин брус». Гроб­ни­ца Гора­ции — на месте, где та пала мерт­вой, — сло­же­на из теса­но­го кам­ня".

А еще я почти закончила натюрморт (простите за качество). Копировать да Винчи оказалось самым трудным делом.

@темы: история, XX век, карантин, Искусство, влюбленные весенние коты

Comments

[LynxCancer]

Картинка не грузится

[Quiterie]

LynxCancer, спасибо! Попробовала перезалить ее на другой хостинг ) Что-то гуглфото хамит в последнее время.

[LynxCancer]

Какой коварный натюрморт с картиной в картине

[Reznik]

Натюрморт все краше и краше))

[alex.zarubin]

А еще я почти закончила натюрморт

Красота ))) Спасибо.
Кстати, залез в Ваш раздел на СИ - не смог найти мемуары Томаса. У меня глюки или Вы их убрали ?

[Quiterie]

LynxCancer, на самом деле, это было очень больно для самооценки. Особенно сравнивать свои линии с линиями Леонардо ))

Reznik, ой, я забыла, что выкладывала его, когда он был еще цвета украинского флага )) Извини ))

alex.zarubin, да, я их пока убрала - хотела общий файл сделать, но все не могу стихи доперевести и проверить некоторые моменты )

[Reznik]

Quiterie, да ладно, за что извиняться то? ))
Мне очень нравится глубокий синий цвет на картине. Люблю такой оттенок ))

История близнецов очень интересная, хоть и печальная.

[Nunziata]

Quiterie, как красиво! и синий бесподобный, ткань "живая"

[Quiterie]

Reznik, я бы тогда не выкладывала )
Когда я дочитала до убийства сестры в свое время, аж бросила книгу. Тоже мне римляне, казалось мне, наверняка оправдают победой, варвары )) К счастью, ужасные подозрения развеялись после требований суда. Люди - всегда люди.

[Reznik]

Quiterie, да, с одной стороны, то, что он убил сестру - это ужасно, но с другой - он ведь действительно принес победу своему народу. Этот неловкий момент, когда как ни крути, а с любой стороны плохо получается.