[Quiterie]

И дальше Патна

Это письмо, весьма преувеличенное, как и способ его повествования, и столь небрежное к истине, в конце концов, служит отражением мрачнейших ожиданий наваба.
Хотя Империя Великих Моголов уже давно перестала быть могущественной, все же ее затянувшееся существование на данный момент и много лет спустя превратилось в кольцо, нарисованное на стене, к которой крепилась вся цепь судопроизводства в Индии. Мир Джафар получил Могольский суннуд, но у Мир Касима все еще не было этого документа, такого важного для осуществления власти. Наваб горько жаловался, что полковник стоял на его пути и препятствовал ему получить желанный “суннуд субахдари”.
Назрел кризис. Очевидно, что полковник просил наваба войти в форт и прочесть кутб, чтобы сикхи сражались во имя Его Превосходительства. В письме от пятнадцатого июня наваб сообщил Куту, что он принял окончательное решение подчиниться условиям, но поскольку его “рисалдары и джемадары” негодуют от постоянного пребывания сипаев низшей касты (телингов) перед воротами, они отказались сопровождать его, и поэтому он сам не может войти в Форт. Само письмо и то, каким образом оно было послано, оказались сюрпризом для полковника, и даже больше, когда обнаружилось, что Наваб посоветовался со своими офицерами, и охрана его лагеря удвоилась. В ночь на шестнадцатое, когда “полковник Кут устроил праздник для голландцев и пировал”, а его “стражи расположились вокруг Киллы”, поднялась тревога - возникшая (как утверждал Мир Касим, и МакГвайр поверил ему) из-за происков Рамнарайна - что наваб якобы собирается напасть на город. Будет разумно привести отчеты Кута и Мир Касима о произошедшем в соседних столбцах.

Кут			Мир Касим
Вечером десятого июня, после того, как я получил различные доклады о поведении набоба, я сказал капитану Эйзеру, что я намереваюсь утром нанести набобу визит, чтобы попытаться решить наши проблемы, и за ужином пожелал этому джентльмену распорядиться, чтобы солдаты и мои обычные помощники были готовы выйти, как только рассветет. Около шести часов следующего утра я выехал из своего лагеря к лагерю набоба (он примерно в двух коссах отсюда) с двадцатью четырьмя всадниками-европейцами и ротой сипаев, которых тогда было меньше, чем мне положено, когда я наношу официальные визиты; и я послал вперед мистера Уоттса, чтобы дать знать набобу, что я иду и жду его. Когда я прибыл к его шатрам, уже было около семи. Я узнал, что набоб обвиняет меня, будто я неистово ворвался в его лагерь; но, напротив, я спешился с лошади недалеко от шатра Дурбара, в месте, где я всегда спешиваюсь; и после того, как я увидел мистера Уоттса, я спросил: где же набоб? И он ответил мне, что тот спит в занане*. Так как, благодаря моим тайным осведомителям, у меня был повод подозревать, что намерения набоба оставляли желать лучшего, я спешился и вынул из ольстры пистолеты - для безопасности (я редко отправляюсь в путь с саблей) - но объявил, что не взвел курок, и я подтверждаю, что прошел не дальше шатра Дурбара, где я просидел какое-то время. Когда набоб так и не явился, я приказал капитану Эйзеру отрядить двух солдат, чтобы посмотрели: нет ли войск в задней части шатра, и теперь я заявляю, что никого не было и в зенане. Раз наваб не пришел, то и я отправился назад.			Около полуночи махараджа Рамнарайн собрал своих людей и послал весть полковнику, будто я готовлю свои войска атаковать утром Келлу, и что я не пощажу никого из них. Полковник, попавший в западню, поднял своих людей. Мои хиркарры** уведомили меня об этом, но я не поверил. Этим утром мистер Уоттс вошел в мои личные покои, рядом с зенаной, закричал: “Где наваб?”, но остановился. Сразу после полковник Кут, охваченный превеликой страстью, в сопровождении всадников, пехотинцев и сипаев, с пистолетами на взводе в каждой руке, ворвался с бранью в мой шатер. Так получилось, что я уснул в зенане, и рядом не было ни одного моего стража. Как я могу передать неподобающее поведение полковника, когда он ходил от шатра к шатру с тридцатью пятью всадниками и двумястами сипаями, и спрашивал: где набоб? Он оставил нескольких людей у зенаны и сокровищницы диванов и пошел к четвертому шатру. Евнух сераля и мистер Уоттс не дали ему войти и сказали, что набоб спит, и что это личный шатер зенаны. Полковник вернулся и, когда обошел всю мою армию, и увидел, что каждый безоружен и не готовится к нападению, вернулся назад в Келлу. Этот низкий человек (Рамнарайн) - неблагодарен и неблагонадежен, он замыслил вред: и предполагать, что столь злобный человек не боится гнева Господня и даже позабыл сам себя, значит давать повод для взаимной неприязни.

Когда Магвайр еще не знал версии о произошедшем Кута, он написал Ванситтарту так, комментируя письмо Наваба: “В такой же степени я предвижу нехорошие последствия, раз ваш главнокомандующий получил такие полномочия. Немногие могут вытерпеть потерю хоть малейшей крупицы власти, которой они облечены, и немногие могут нести ее бремя с терпением. Если вы не можете приехать сами, я ведь вижу, что джентльмен из Мадраса не шлет полк, то не отзовете ли вы полковника и не ограничите ли власть майора лишь военными операциями?” Однако совет Калькутты после прочтения писем наваба и МакГвайра добился, чтобы полковник Кут и майор Карнак*** получили распоряжение вернуться в Калькутту, оставив в Патне четыре пехотных роты и два батальона сипаев под командованием капитана Карстерса, и этот офицер должен был действовать исключительно по приказам главы фактории.****

* женский шатер

** вестники

*** Майор Карнак во время этих неприятностей сопровождал Шах-Алама на пути в Дели. “Король”, как англичане называли падишаха, по этому случаю выдвинул предложения диванам трех провинций. Ванситтарт был крайне раздосадован привычкой короля адресовать большинство своей корреспонденции не губернатору и совету, но только совету - такое пренебрежение этикетом Ванситтарт приписывал влиянию майора, желавшему унизить его власть.

**** Власти Калькутты действовали, как только получили письма наваба от шестнадцатого и семнадцатого июля. Письмо полковника Кута к губернатору и совету датировано семнадцатым, и поэтому он протестовал: “Я не первый человек, чьи действия осудили, не выслушав. Потому я не могу не смотреть на это, как на обычную неудачу, преследующую одного меня”. Повествование, том 1, страница 243
Что до неприязни наваба к охране ворот, сипаи были частью его армии, и им был отдан приказ не впускать в город и не выпускать из города никого, принадлежащего его лагерю. Мир Касим открыто сознался в своей неспособности приструнить войска, и Карнаку пришлось пережить неприятные мгновения с плохо обученными солдатами Муршидабада. Полковник выразил желание поставить к воротам кое-кого из личных людей наваба вместе со своими.

5. Эллис становится главой Патны

Раздел VII “Повествования о делах в Бенгале” Ванситтарта почти полностью посвящен попытке отразить с помощью писем Карнака “заносчивость, и самомнение, и стремление извратить каждый приказ губернатора, и поддерживать дух сторонников” последнего. Как мы говорили, майор был весьма воодушевлен оскорблениями властей Совета, высказанные участниками жк, которые не только отстаивали его мнение, но и давали ему аргументы для неуважения их приказов, самостоятельно расписываясь под разногласиями к приказам, вместо того, чтобы запротоколировать их и вынести на общее обсуждение. Однако ясно, что Карнак подозревал, если не был уверен, что губернатор собирается пренебречь обещаниями и снять неприкосновенность Рамнарайна.
В сентябре 1761 прибыли письма из Англии, в которых говорилось, что господа Самнер, МакГвайр и Плейделл должны быть сняты, и вскоре после этого Смит подал в отставку и отправился в Европу. Их места заняли Джон Картер Уоррен Хэстингс, Джонстон и Хэй, а Эллис стал главой Патны, куда он прибыл в середине ноября. Инструкции, выданные новому главе, послужили предметом бурного обсуждения среди членов совета. Хоть они и не упоминали Рамнарайна, было указано, что “злоупотребление защитой слуги от его хозяев” было рассчитано вызвать “лишь только ревность и неприязнь между набобом и Компанией”, и “совершенно противоречит нашим взаимоотношениям с набобом”. Доверенное лицо не должно прямо или косвенно участвовать в любых делах туземного правительства или вместе с людьми, принадлежащими ему, но предоставлять вооруженные силы в распоряжение наваба, когда тот попросит. Некоторые члены Совета верно осудили это предложение, по которому глава Патны был лишен права свободно решать какими делами будут заниматься английские войска. Хэстингс, при полной поддержке губернатора, придерживался мнения, что хоть у Главы и не будет такого права, но все же он может докладывать совету, предполагать, куда понадобятся наши войска, будет “вредно для английского характера”. Карнак полагал, что Эллису нужно дать дозволение принимать решения самому. Эмьетт думал, что внесенное предложение бесчестит вышестоящих, унижает совет и есть невиданный случай со времени главенствования мистера МакГвайра, и с этим мнением соглашался Кут.
С прибытием Эллиса в Патну споры между местными царьками возросли в таком количестве, что бесмысленно останавливаться на каждом из них подробно. Среди самых ранних и очевидных примеров таких споров можно привести арест офицера правительства по имени Мунсерам по жалобе гомасты* английской фактории, арест армянина по имени Коджа Аратум за вмешательство в монополию Компании по торговле селитрой, поиски двух дезертиров в Форте Монгыр. Однако будет более полезно оставить эти детали в стороне и начать обсуждать вопрос, из которого выросло бесконечное число разногласий.

*индийский агент Ост-Индской компании

@темы: история, XVIII век, Патна