Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
Как команда Библиотека Приключений женила Смоллета )) В первый раз.
Название: Тайные узы
Бета: olya11
Канон: Р.Л. Стивенсон «Остров Сокровищ»
Размер: миди, 4521 слово
Пейринг/Персонажи:Александр Смоллет/ОЖП, всякие разные персонажи, упоминается Сильвер
Категория: гет, джен
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Даже если вы самый пунктуальный и правильный человек, судьба преподнесет вам несколько сюрпризов. Капитан Смоллет сватается, но женится не на той, на ком собирался. Новобрачная хранит тайну, о которой и не подозревает сама.
Скачать: Тайные узы
+++
По обыкновению, после утреннего бритья капитан Смоллет мурлыкал под нос старую детскую песенку, пока его слуга готовил выходное платье; однако вопреки своим привычкам сегодня капитан уделил немало времени своему отражению в зеркале. Объяснялось выходящее из ряда вон событие просто: настал тот переломный день, который всегда означает, что прежней жизни пришел конец и уже ничего не останется таким, как прежде. Если говорить совсем коротко, то сегодня капитан наконец решился сделать предложение дочери богатого владельца лондонской красильни; он ухаживал за ней пару лет и смел надеяться на то, что ему не откажут. Он был так поглощен мыслями о грядущем сватовстве, что совсем не замечал странного выражения лица у слуги: чем дольше тот чистил камзол, тем становился мрачней.
Надо сказать, что Александр Смоллет предпочитал вести аскетичный образ жизни. Брат его уверял, что во всем виноват прадедушка, ярый пуританин, и даже кровь трех поколений не смогла погасить правильность и некоторую упертость, унаследованную с тех времен, когда одеваться ярко и веселиться много означало чудовищно грешить.
Именно из-за аскезы Смоллет откладывал деньги на черный день, предпочитая экономить на всем, кроме книг по навигации и оружия, и из-за аскезы он всегда останавливался в Лондоне в таверне «Красная крыша»: кормили здесь сытно, пусть и невкусно, топили плохо, зато брали недорого. К сожалению, не так давно умер хозяин «Красной крыши», и его вдова с перепугу вышла замуж за первого встречного. Вместе они принялись рьяно славить Бахуса, и оттого хозяйство несколько пришло в упадок. Самым неприятным было то, что в доме расплодились крысы и клопы, и если от последних можно было избавиться окуриванием постели перед сном и чарками с водой под ножками кровати, то на крыс не действовало ничего. Одна из них, видимо, посчитала, что парадный камзол капитана Смоллета пахнет салом, и прогрызла ночью в сукне большую дырку. Эта неприятная находка и отравила настроение слуги, который не знал, как сказать своему хозяину об этом; обгрызенные пуговицы на обшлагах казались уже сущей мелочью.
— Подай мне камзол, Джон, — коротко обронил Смоллет и встал из-за стола. Он с удовольствием потянулся и взял в руки трость. Пока слуга медлил, капитан сделал несколько фехтовальных выпадов и, поразив воображаемого противника тростью в самое сердце, повернулся к Джону, вопросительно приподняв правую бровь.
— Э-э-э, — протянул тот, стараясь выиграть время. — Сэр, может быть, вы оденете мундир? Он очень вам к лицу. И наверняка проветрился за ночь.
— Мне не нужен мундир. Мне нужен мой камзол. Он у тебя в руках.
Слуга глубоко вздохнул и с отчаяньем утопающего, глядя на темно-зеленое сукно, заявил:
— Я боюсь, что его испортили, сэр.
— Испортили? — недоверчиво переспросил Смоллет и взял камзол в руки. Дыра бесстыдно щерилась нитками.
— Выпорю. Плохо следишь за вещами. Пора бы уже научиться, — пообещал сурово капитан, и Джон мысленно вытер пот со лба; если хозяин начинал угрожать столь многословно, это означало, что он не сердится. Может быть, он даже рад отсрочке? Сам слуга вовсе не желал, чтобы капитан женился. Ему не хотелось, чтобы какая-то женщина, пусть и самая лучшая, перекроила их привычную жизнь.
Капитан подошел к окну и заложил руки за спину. За мутным стеклом серело тусклое утро, и разносчик молока громыхал своей тележкой.
— Я думаю, мисс Уильямс вряд ли оценит мой внешний вид, — мрачно заметил Смоллет. — В прошлую нашу встречу она говорила, что в мундире я похож на Мафусаила.
Джон тактично промолчал. Мисс Уильямс, по его скромному мнению, вообще не отличалась умом и изысканными манерами, хотя денег у ее отца было немало.
— Боюсь, если я появлюсь перед ней в таком виде, она мне откажет, — продолжил капитан. — Значит, нужно...
— Не жениться? — радостно выпалил Джон и, как оказалось, промахнулся.
— Сходить и поискать готовое платье, — взгляд, которым Александр Смоллет смерил слугу, можно было проткнуть пару-другую врагов, заморозить кружку рома и одновременно поджарить яичницу. — В конце концов, днем раньше, днем позже — какая разница. Время у меня еще есть.
Джон сдержал вздох и больше ничего говорить не стал. Того и гляди, попадешься под горячую руку!
После скромного завтрака (ничего лишнего: поджаренный хлеб, кофе и яйцо в мешочек) Смоллет отправился по делам, перед этим строго-настрого наказав слуге не валять дурака. Настроение у капитана было под стать погоде: с каждой минутой портилось. В конце концов, мысленно рассуждал он, с кем не случается досадных мелочей? Вот, например, прекрасный пример, что не надо сдаваться обстоятельствам, напомнил он себе в утешение: как-то раз ветер опрокинул на бак жаровню, кофейник и ящик с дюжиной бутылок рома с камбуза. На баке стоял боцман. Услышав звон разбитых бутылок, он наплевал на угли, прожегшие ему одежду, и первым делом схватил кофейник, а потом плюхнулся на живот. Кофе отправилось за борт, а ром — на его место. Впрочем, большая часть рома попала боцману внутрь... Смоллет крякнул, почувствовав, что рассуждения завели его куда-то не туда, и вспомнил, что позже судовому врачу пришлось лечить половину команды, которая облизывала доски, пропитанные ромом, а ему самому — писать приказы о том, сколько кому розог выдать и следить с квортермейстером, чтобы все было исполнено по справедливости.
Он честно принялся перебирать в памяти приличные способы победить разумом обстоятельства, но в голову почему-то приходило такое, чего точно не стоило рассказывать лишний раз никому, не знакомому с морской службой.
— Будь оно все проклято, — буркнул под нос окончательно расстроенный капитан и остановился перед лавкой книготорговца.
К счастью, ни одному человеку в подлунном мире не дано узнать тот миг, когда накатанная колея жизни внезапно вильнет и уведет в такие дали, где уже сложно представить, как ты жил прежде. К счастью, потому что каждый склонен держаться привычного течения и бежать от треволнений. Совсем мало о прихотях судьбы думал сам капитан Смоллет, ведь, как разумный человек, он не верил в случайности и расписал свое бытие до мелочей. Даже мысль о том, что чаще всего Бог любит посмеяться над человеческими планами, его никогда не посещала.
Судьба открыла дверь лавки и явилась перед ним под маской роскошно одетого джентльмена. За ним безмолвно следовал слуга-негритенок, почти незаметный в темном проеме двери.
— Ба! Кого я вижу? — джентльмен остановился на крыльце и уставился на Смоллета. — Дорогой друг, вы ли это? Александр Смоллет?
— Положим, — капитан покрепче расставил ноги, точно готовился к нападению. Джентльмена он припоминал смутно: кажется, это был сын знакомого его матери, человек, якшавшийся с живописцами. Или же он сам живописец?
— Неужели вы не узнаете меня? Я — Уильям Роу. Помните, пять лет назад, в Пойнт-мэнор, мы с вами беседовали об искусстве? Вы высказали тогда очень интересную мысль о рационализме в изображении людей, и я не мог не использовать ее в своих гравюрах. Благодаря вам мне удалось подняться, и мои работы попали в «Склад джентльмена». Только благодаря вам! Может быть, вы пообедаете со мной? Я угощу вас, — не слушая возражений Смоллета, джентльмен обратился к негритенку. — Адольфус, отнеси эти книги домой. Я приду к трем, чтобы успеть на вечер.
Мистер Роу обезоруживал своей бестолковостью и энергией, и волей-неволей капитан забыл о намерении найти готовое платье. Кроме того, ему было неудобно отказывать человеку, который столь искренне хотел отплатить за давнюю услугу. Пусть Смоллет и вовсе не помнил, что он говорил много лет назад (гораздо больше он сейчас удивлялся тому, что вообще открывал тогда рот), но такие порывы, правильные порывы, он в людях ценил.
Местом для обеда Роу выбрал недавно открывшуюся кофейню, хозяин который явно завидовал блеску парижского «Прокоп». Цены здесь ошеломляли, буквально сбивали с ног неподготовленного человека, и капитан чувствовал себя не в своей тарелке, еле-еле поддерживая разговор. Спасало его только то, что мистер Роу не нуждался в собеседнике и со свойственным многим творческим личностям тщеславием непринужденно рассказывал о своих дальнейших планах, изредка вставляя ремарки о каких-то людях, которых, как он думал, Смоллет мог знать.
Посреди его рассказа о поездке в Рим часы пробили три, и капитан облегченно вздохнул про себя, когда собеседник прервался на полуслове.
— Черт побери, — озабоченно произнес тот. — Кажется, я немного задержался. Как быстро летит время за хорошей беседой.
Капитан кивнул и отодвинул чашку с кофе, из которой он героически прихлебывал почти три часа. Вводить знакомого в излишний расход ему не позволяла совесть, а тратить свои средства — экономия.
— Я рад был с вами встретиться, Смоллет, — экспрессивно заявил мистер Роу. — Возьмите мою карточку. Вы же еще долго будете в Лондоне? Обязательно зайдите ко мне. Почти каждый вечер после шести я дома.
Карточка с легким стуком легла на стол перед Смоллетом. Капитан встал и протянул руку для рукопожатия.
— Я тоже рад... — начал он, но закончить ему не довелось. Кто-то из посетителей наступил на хвост собаке, дремавшей у камина; несчастное животное взвизгнуло и цапнуло первую попавшуюся ногу. Сопровождаемая проклятьями, она получила хороший пинок в бок и спешно ретировалась прочь, да вот беда — на дороге ей попался мистер Роу, неудачно сделавший шаг назад. С ругательством, совсем не приставшим изысканному художнику, он не удержал равновесия и, как-то неудачно крутанувшись на правой ноге, оказался на полу.
Капитан быстро наклонился к нему:
— С вами все в порядке?
— Да, — сдавленно, но преувеличенно бодро заметил Роу. — Помогите подняться.
Он оперся на руку Смоллета, попробовал встать и охнул.
— Кажется, я не могу встать. Лодыжку словно проткнули! Что же теперь делать?! — голос его взлетел на несколько регистров, словно сигнальный горн.
— Вы ее сломали, — предположил капитан. — У моего второго лейтенанта было так. Надо показаться врачу. Вот и все.
— О нет, вы не понимаете! — Громкий голос Роу поневоле привлек посетителей кофейни, и не меньше десяти человек с интересом прислушались к страданиям джентльмена. — Сегодня я должен отправиться к... В одно важное место. Найдите извозчика.
Страдалец закатил глаза. Кажется, ему было приятно чувствовать себя в центре внимания. Капитан хмуро подумал, что планы на день, кажется, летят в тартарары, но ничего не сказал.
Извозчик нашелся на удивление быстро, и когда мистера Роу с предосторожностями перенесли в экипаж, Смоллет решил, что его христианский долг на сегодня выполнен. Он собрался было откланяться, тщательно разъяснив кучеру, куда везти больного, но Роу открыл глаза и взял капитана за руку.
— Поедемте со мной, друг мой, — попросил он, и, пока Смоллет не успел возразить, добавил угасающим голосом: — Вы мне очень нужны, поверьте...
Слишком много зевак собралось вокруг, и капитан, стиснув зубы, покорился. Христианское смирение в его душе иссякало, но усилием воли он сдерживал свое недовольство.
Роу не отпускал его руки и во время поездки и после долгой паузы, когда кофейня осталась позади, чуть слышно заговорил:
— Я понимаю, что испытываю ваше терпение, Смоллет... Но, кажется, мне нужно попросить вас еще об одном одолжении. Конечно, вы вправе мне отказать. Но я слишком долго к этому шел...
— Что вы еще хотите? — голос Смоллета звучал чересчур отрывисто.
— Прошу вас, сходите сегодня на ужин в один почтенный дом. Я передам вам письмо.
— Что за дом?
— Дом советника одного из Вест-Индских губернаторов. Мы договорись с ним, что я поеду с ним, в те края, рисовать животных и птиц. Он обещал выбить мне хорошее жалование, и сегодня я должен быть у него, чтобы окончательно скрепить договор. Поверьте, — Роу сильнее сжал руку Смоллета, — сегодня должна решиться моя судьба! Если я просто пришлю письмо со слугой, он наверняка решит, что я пренебрегаю его предложением, отговариваюсь... А вы столь приличный человек, из хорошей семьи... Вас он послушает.
— Вы бредите, — с отвращением проговорил капитан. — Не надо додумывать за других, Роу.
— Я прошу вас... Это очень важно для меня.
— Я не могу. У меня другие дела.
— Разве помочь умирающему — не повод их отложить?
— Бросьте, Роу. До смерти вам еще далеко.
— О, нет! Вы обрекаете меня на нищету, Смоллет. Неужели вы настолько жестокосердны?
— Терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать, — с раздражением отрезал Смоллет и отодвинулся.
— Ради всего святого! Хотите, я вам заплачу? Или, может быть, устроить вам подписку на ежемесячный журнал? Или я познакомлю вас с адмиралом сэром Чарльзом Ноулзом... Недавно я рисовал его портрет и могу замолвить за вас словечко.
— Я знаком с ним. Прекратите рыдать, словно торговка, Роу! Мне не нравится, что вы выжимаете из меня долг; мне не нравится, что я вас слушаю; и мне не нравится, что я понимаю: как джентльмен и офицер, я обязан выполнить вашу просьбу. Я не привык лукавить и скажу вам прямо, — в голосе Смоллета пробивалась усталость, — я отвык от светских застолий; я забыл, как нужно вести себя на берегу, и каждая бестолковая беседа отнимает у меня год жизни. Я отнесу ваше письмо, пропадите вы с ним пропадом, но больше на меня не рассчитывайте.
— Я знал, что вы не откажете другу, — проникновенно признался Роу и прижал пятерню к груди. — У вас доброе сердце...
Остаток дня он рассыпал комплименты душевным качествам капитана, и когда Адольфус наконец ввел в комнату врача, Смоллет даже успел немного поверить в свою исключительность. Впрочем, это не помешало ему распрощаться с мистером Роу как можно скорей и с письмом для советника покинуть этот безалаберный дом.
В тот день с самого утра собирался дождь, но, несмотря на это, мне хотелось выйти в сад и покачаться на качелях с томиком стихов или интересной книгой. Я бы так и сделала, если бы не Нэнни — она страшно боится, что я простужусь, заболею и умру. «Этот гадкий Лондон!» — говорит она с таким ужасом, словно его построил дьявол, а не люди. Мне тоже не нравится город и не нравится Англия, но, должно быть, дело в том, что здесь не хватает ярких красок: ни глубокой синевы неба, ни прозрачности моря, ни золотого песка, ни разноцветных птиц и цветов в саду... Все здесь чужое, непривычное, блеклое. Как будто некий художник начал рисовать картину, а потом разозлился на то, что у него начало получаться, а смыть до конца почему-то не смог. Мне не хватает и пения рабов по вечерам, и утреннего травяного чая, и того, как солнце встает за скалой, поднимающейся из середины залива... и еще тысячи вещей, которых здесь нет. Отец знает о моих горестях, но на все у него одно утешение: «так хочет Бог, Эмили; нам суждено страдать», а маме я даже не пытаюсь рассказывать — уж она-то счастлива, что уехала с Островов. Не понимаю, разве ей не нравилось дома?..
Друзей, чтобы ходить в гости, я пока еще не завела. Здесь нужно преодолеть массу всяких условностей и препятствий: ни в коем случае не заговаривать ни с кем первой, потому что я не знаю, как к кому должно обращаться, ни в коем случае не беседовать со слугами по той же причине; на обеды отец ходит только к скучным людям, и интересы моих сверстников, которые там бывают, тоже не отличаются разнообразием. Ко мне относятся в лучшем случае как к дикарке, к бедному ребенку: ах, волей судьбы он родился в заморских краях, да еще и говорит с акцентом и не знает, что сейчас обсуждать принято и как себя нужно вести. Какой ужас! Конечно, если бы вы сами большую часть жизни провели на острове, где кроме ваших родителей белых людей всего четверо, посмотрела бы я на ваше поведение в Лондоне!
А еще моя беда в том, что я слишком тихая. Все остроумные (как я думаю) ответы приходят мне в голову слишком поздно, когда все окружающие уже потеряли ко мне интерес. А с другой стороны, это и хорошо: если бы они узнали, что у меня в душе на самом деле, вряд ли кто-то захотел бы со мной даже разговаривать. В самый первый раз, когда к нам пришла гостья со своей собачкой в платьице и с бантиками (да-да, именно собачка была в платьице и с бантиками, хотя платье у миссис шил тот же портной), я подумала, что зверек заболел, и зачем-то выразила соболезнования вслух. Всем было очень неудобно, особенно отцу. Так что оно и к лучшему, пусть уж я буду паинькой без друзей. Да и умеют ли здешние дружить?
После завтрака Нэнни задремала; вязание выпало из ее пухлых темных рук, и я осторожно положила его на стол, чтобы кошка не распустила чулок, пока будет играть с клубком. Дождь так и не начался, хотя сильно стемнело, и, крадучись, я вышла из дома. В столовой готовились к обеду, матушка с упоением носилась из кухни в столовую, пытаясь уследить за всеми служанками сразу; отец работал наверху, окна его кабинета выходили на другую сторону. Меня мог заметить только мистер Грей, наш садовник, но его я не боялась: он часто любил повторять, что в чужие дела «не лазит».
С собой у меня было сочинение мистера Клеланда, которое отец прятал в дальнем углу шкафа. Темно-синяя сафьяновая обложка и золотая надпись «Фанни Хилл: история женщины для утех» давно меня очаровали. Мне казалось, что там будет история девушки вроде меня, одинокой, непризнанной, которая стала актрисой: ведь утехи — это развлечения, не так ли?
...По правде говоря, даже и не думала, что можно писать такое. Пока я читала первую главу, заморосил мелкий дождик, но очнулась я только тогда, когда скрипнула калитка и послышались чьи-то уверенные шаги по дорожке. В ужасе я выронила книгу, перепугавшись, что меня сейчас застанут врасплох, и она, точно прыткая лягушка, отскочила в сторону с жутким шумом. Книга раскрылась, и я затаила дыхание, потому что вначале там была очень неприличная гравюра (вообще, я и не думала, что среди белых джентльменов и леди делать подобные вещи по-всякому тоже распространено, как и в Вест-Индии). Страница с ней замерла и мягко перевернулась.
Шаги прекратились, а потом кто-то решительно отвел кусты и шагнул к моему убежищу, и я увидела пожилого и хмурого человека. Наверное, он думал застать садовника или служанку, потому что какое-то время недоумевающе смотрел на меня, а я на него, постаравшись унять волнение.
— Кхм, — наконец прервал он молчание. — Извините за вторжение. Я хотел увидеться с советником Льюисом. Признаться, думал, что здесь будет кто-то, кто может меня ввести в дом. Или представить.
Незваный гость заметил книгу на земле и наклонился, чтобы поднять ее. Я не могла ему помешать, корсет мешал мне схватить проклятое сочинение первой! Все, что мне пришло в голову: страдальчески охнуть, схватиться за грудь и упасть на траву. Он пробормотал какое-то ругательство, но все же мне удалось его отвлечь.
Когда незнакомец склонился надо мной, я наконец смогла его рассмотреть. Красивым я бы его не назвала: ни благородства облика, ни белизны кожи (пудры на нем совсем не было), какие-то рубленые черты лица. Единственное, что мне в нем понравилось, — глаза, но смотрел он на меня странно, без интереса.
— Я отнесу вас в дом, — это прозвучало так устало, что я даже разозлилась: можно подумать, он каждый день носит на руках девиц! Может быть, он тоже такой, о которых написано в книге? При этой мысли мне стало жарко, и я почувствовала, что горю. Незнакомец тоже смутился, отвернулся и легко поднял меня на руки.
— Не врежьтесь в дерево, — слабым голосом посоветовала я. Почему-то хотелось его позлить.
Он с шумом фыркнул, как бык на плантации мистера Парсонса, но ничего не ответил.
Изображать слабость на весу оказалось нелегко: я все время боялась упасть, кроме того, шел безымянный гость как-то враскачку: он напоминал одного из тех капитанов, что время от времени останавливались у нас пообедать — но те были веселыми, а этот выглядел так, словно хотел побыстрей от меня избавиться. Из чувства противоречия я ухватилась за его ворот, но под пальцы попал шейный платок, и с ужасом я поняла, что он рвется. Порвать шейный платок незнакомому мужчине, гостю отца, да еще если он несет тебя на руках! Трижды позор! Пожалуй, я выиграла даже у Фанни Хилл, она-то все делала под крышей борделя, а не в саду.
В следующее мгновение меня невежливо поставили на ноги, и незнакомец взглянул мне прямо в лицо. Отвечать на его взгляд не хотелось, и я присела перед ним во французском реверансе, многословно поблагодарив за помощь, которую истинный джентльмен всегда окажет леди... Если коротко, то я вылила на него всю ту чушь, которую обычно принято говорить в подобных случаях.
— Вы надо мной смеетесь, так? — он прервал меня на полуслове. Тут бы мне заверить его, что он все неверно понял, но вместо этого я выдавила из себя только:
— Чуть-чуть.
И уже совсем тихо добавила:
— Простите.
Я думала, что он сейчас взорвется от негодования, но незнакомец как-то невесело усмехнулся.
— Я буду вам очень благодарен, если вы скажете в доме, что к советнику пришел мистер Александр Смоллет, — мягко сменил он тему. — Мне нужно передать ему письмо от нашего общего знакомого, мистера Роу.
Нет, ну только подумайте! Он точно принял меня за какую-то дуру-девчонку, на которую даже нельзя сердиться!
— Вы... — я даже задохнулась. — Вы — удивительный хам, мистер Смоллет!
С этими словами я оставила его и горделиво вплыла в дверь. Правда, я так высоко вздернула нос, что наступила на свой развязавшийся кушак и чуть не упала.
Отцу, конечно, я рассказала о приходе невежливого мистера Смоллета, и мне пришлось позже отужинать вместе с ним. Не лично с ним, конечно, он просто остался у нас, но... Он так старался на меня не смотреть, что, по-моему, это заметили все. Нет, я твердо решила о нем не думать: в конце концов, кто он такой, чтобы занимать мои мысли?
Только поздно вечером, когда Нэнни уже раздела меня до рубахи, я вспомнила, что злополучный Клеланд так и остался лежать у качелей, но когда я вылезла в окно, дрожа от холода, оказалось, что книги там нет. Ох, лишь бы ее забрал не этот несносный капитан!
Дорогой брат!
Мне жаль, что ты не смог приехать на нашу свадьбу, но новоявленная миссис Смоллет передает тебе самые теплые приветствия. Надеюсь, что лихорадка, так внезапно посетившая твой дом, прошла бесследно и все из твоих детей живы и здоровы.
Торжество наше прошло скромно, несмотря на то, что поздравить нас зашло немало знатных и достойных людей; приданое у моей жены небольшое — дом в Вест-Индии, который я надеюсь продать вместе с рабами, и триста фунтов деньгами, почти столько же, сколько отец заплатил в свое время за три года моего обучения. Ты не поверишь, но он тоже приехал на свадьбу, несмотря на свой возраст. Я опасался, что он, по обыкновению, осудит мой выбор (ты знаешь, он делает так всегда; по его мнению, я до сих пор легкомысленный шалопай, и, при всем моем уважении к отцу, это доводит меня до зубовного скрежета). Возможно, сейчас я несправедлив к нему, но готов поспорить на гинею, что в тот день, когда он скажет мне слова одобрения, на землю вновь сойдет ливень из жаб и лягушек. Эмили (моей жене) он почему-то необычайно понравился. Страшно подумать, что будет, если они окончательно сблизятся.
Как я уже тебе писал, моя жена младше меня почти на двадцать лет, но, уверен, это не будет препятствием для долгого и крепкого брака. Она скромна и умна не по возрасту, прекрасно управляется с хозяйством, честна, мила лицом и голосом... На этом месте ты должен воскликнуть: «За твоими словами скрывается какое-то "но"!» И ты будешь совершенно прав.
Когда уже все было сговорено (ухаживал я за ней не так много, всего какой-то месяц), у меня произошел один странный разговор. Я до сих пор думаю о нем и пытаюсь понять, что за тайна, связанная с моей женой, осталась скрытой?
Нет, я не хочу, чтобы ты думал, что я жалею о своем выборе. Я не жалею. Сейчас, когда я сижу в этой промозглой бристольской таверне и пишу тебе письмо, пока спящий Джон выводит носом рулады, достойные самого Гаррика, воспоминания об Эмили поддерживают меня.
Я знаю, что я должен вернуться с войны. Мне есть куда возвращаться.
Я знаю, что должен воевать как можно лучше. Теперь мне нельзя опозорить свое имя вдвойне.
Я знаю, что она будет ждать от меня весточки, и если Бог все-таки заберет меня к себе, прошу тебя, будь тем, кто принесет ей эту скорбную новость. Ты умеешь, я знаю.
Передаю тебе поклон и привет, и самые добрые пожелания твоей жене, и поцелуй каждому из твоих детишек.
Твой брат,
АС
NotaBene: Кстати, отец собирался приехать к тебе вместе с матушкой. Если они доберутся до ваших краев, проследи, чтобы наш каменный старик (прости, я не могу удержаться) себя поберег. В Лондоне он гулял каждый день по три часа в дождь и брюзжал на модников. Как понимаешь, это не прибавило ему ни здоровья, ни душевного спокойствия.
Когда карета новобрачных скрылась за поворотом, мистер Льюис вернулся в дом. В комнатах все еще царил беспорядок от скорого отъезда: разбросанные в спешке вещи, распахнутое настежь бюро. Советник наклонился, чтобы поднять с пола кружевной платок, и поморщился: спину прострелило резкой болью. После Вест-Индии климат здесь был убийственным.
— Опять? — сочувственно произнесла его жена, вошедшая следом. — Хочешь, принесу тебе рома?
— Рома... — хмыкнул советник. — Давай. Плесни немного на тряпку, хочу приложить к пояснице. Пусть проберет.
Миссис Льюис сняла с мужа камзол и послушно удалилась. Пока ее не было, советник сел в кресло и стянул с себя сапоги и чулки. Он оттолкнул обувь прочь и пододвинулся к очагу.
— Устал? — поинтересовалась жена. Поднос с черной бутылкой и двумя оловянными стопками она поставила рядом, на низкий колченогий столик. Ловко, как будто занималась этим большую часть жизни, миссис Льюис откупорила бутылку и разлила ром по стопкам. Свою она опрокинула сразу же, поморщившись от крепости напитка, и остаток вылила на старую рубаху, которую передала мужу.
— Устал, — коротко подтвердил тот и повязал рубаху как пояс. — Хорошо, что ты распорядилась отпустить слуг. Я болван, что не отвертелся от поездки сюда. Не думал, что все здесь так хорошо друг друга знают.
— У нас все получилось, — кротко заметила миссис Льюис. Глаза у нее чуть-чуть поплыли от рома. — Там бы мы не смогли выдать Эмили замуж. Не за кого. И слишком много тех, кто может нас вспомнить, если бы мы рыпались.
— Могли бы сбагрить ее с рук любому джентльмену, который заходил к нам на обед, — возразил ее муж. Он повертел стопочку в руках, выпил и тут же налил себе еще. — Я, знаешь, и не думал, что так легко строить из себя ученого. Главное — хорошо одеваться и молчать. Сойдешь за умного.
— Зато Эмили — настоящая леди, — миссис Льюис осторожно промокнула глаза краем шарфа, чтобы не стереть пудру.
— Да уж, — неприятно усмехнулся советник. — И не скажешь, что дочь чернокожей и пирата.
— Я не чернокожая, — обиженно выпрямилась миссис Льюис. — Во мне лишь шестнадцатая часть рабской крови!
— Какая разница? Все равно ты была грязью. А теперь нет. Теперь Окорок небось позавидовал бы, как устроился его канонир и бывшая девка. А я бы ему припомнил кой-чего. По-джентльменски.
Он выпил еще и закрыл глаза. Казалось, можно было развеяться, пока никого нет, но от рома почему-то воскресали старые воспоминания. Кровь во рту. Пушка, которую разнесло выстрелом. Окорок подумал тогда, что он умер, но он не умер. Он живучий. Повезло, что тогда не выкинули сразу в море, не до того было. Потом он нашел в городе Марию, единственную, что не боялась перечить Долговязому Джону. Тот бросил ее с животом, и она обманом устроилась служанкой к только что приехавшей миссис Льюис. О, ее муж жаждал карьеры! Из тех юнцов, что всегда лезут первыми в пекло и первыми умирают в нем.
Ром горел в глотке так же, как горела лодка с настоящими Льюисами. Никто и никогда не найдет их тел; разве что прибой случайно выбросит человеческую кость на берег. Но кого удивишь в Вест-Индии костями, а?
Семнадцать лет чужой жизни, и первые из них прошли в страхе. Девчонка росла похожей на Окорока, своего отца, и характер у нее был такой же — слишком себе на уме. Она единственная не знала ничего и радовалась письмам из Англии, которые приходили все реже и реже. Своих детей у них не было, только ряд могил на холме: младенцы умирали безымянными.
Только потом они пообвыклись и стали такими, какими их хотели видеть. Выпускали прошлое только наедине. Но Лондон — хищный зверь, как знать, где подстерегает опасность.
— Уедем отсюда, — тот, что называл себя советником Льюисом, налил еще рому. — У Эмили теперь своя жизнь, а мы стары, чтобы играть с огнем. Мне кажется, этот ее муженек что-то подозревает.
Жена вздохнула и порывисто наклонилась к мужу.
— Мы все сделали правильно, — шепнула она, сжав его колено.
— Я знаю.
«И я бы сделал это снова. Потому что мир принадлежит сильному. Так говорил Окорок, и он не ошибался».
Советник молча отсалютовал миссис Льюис стопочкой, и она ответила тем же жестом. Каждый из них пил за будущее и за то, чтобы мертвецы хоронили своих мертвецов в прошлом, но в последнем никто из них не признался бы даже себе: ведь этими мертвецами были они сами.
Название: Тайные узы
Бета: olya11
Канон: Р.Л. Стивенсон «Остров Сокровищ»
Размер: миди, 4521 слово
Пейринг/Персонажи:Александр Смоллет/ОЖП, всякие разные персонажи, упоминается Сильвер
Категория: гет, джен
Жанр: повседневность, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Даже если вы самый пунктуальный и правильный человек, судьба преподнесет вам несколько сюрпризов. Капитан Смоллет сватается, но женится не на той, на ком собирался. Новобрачная хранит тайну, о которой и не подозревает сама.
Скачать: Тайные узы
+++
Часть первая. Александр Смоллет и удивительные встречи
По обыкновению, после утреннего бритья капитан Смоллет мурлыкал под нос старую детскую песенку, пока его слуга готовил выходное платье; однако вопреки своим привычкам сегодня капитан уделил немало времени своему отражению в зеркале. Объяснялось выходящее из ряда вон событие просто: настал тот переломный день, который всегда означает, что прежней жизни пришел конец и уже ничего не останется таким, как прежде. Если говорить совсем коротко, то сегодня капитан наконец решился сделать предложение дочери богатого владельца лондонской красильни; он ухаживал за ней пару лет и смел надеяться на то, что ему не откажут. Он был так поглощен мыслями о грядущем сватовстве, что совсем не замечал странного выражения лица у слуги: чем дольше тот чистил камзол, тем становился мрачней.
Надо сказать, что Александр Смоллет предпочитал вести аскетичный образ жизни. Брат его уверял, что во всем виноват прадедушка, ярый пуританин, и даже кровь трех поколений не смогла погасить правильность и некоторую упертость, унаследованную с тех времен, когда одеваться ярко и веселиться много означало чудовищно грешить.
Именно из-за аскезы Смоллет откладывал деньги на черный день, предпочитая экономить на всем, кроме книг по навигации и оружия, и из-за аскезы он всегда останавливался в Лондоне в таверне «Красная крыша»: кормили здесь сытно, пусть и невкусно, топили плохо, зато брали недорого. К сожалению, не так давно умер хозяин «Красной крыши», и его вдова с перепугу вышла замуж за первого встречного. Вместе они принялись рьяно славить Бахуса, и оттого хозяйство несколько пришло в упадок. Самым неприятным было то, что в доме расплодились крысы и клопы, и если от последних можно было избавиться окуриванием постели перед сном и чарками с водой под ножками кровати, то на крыс не действовало ничего. Одна из них, видимо, посчитала, что парадный камзол капитана Смоллета пахнет салом, и прогрызла ночью в сукне большую дырку. Эта неприятная находка и отравила настроение слуги, который не знал, как сказать своему хозяину об этом; обгрызенные пуговицы на обшлагах казались уже сущей мелочью.
— Подай мне камзол, Джон, — коротко обронил Смоллет и встал из-за стола. Он с удовольствием потянулся и взял в руки трость. Пока слуга медлил, капитан сделал несколько фехтовальных выпадов и, поразив воображаемого противника тростью в самое сердце, повернулся к Джону, вопросительно приподняв правую бровь.
— Э-э-э, — протянул тот, стараясь выиграть время. — Сэр, может быть, вы оденете мундир? Он очень вам к лицу. И наверняка проветрился за ночь.
— Мне не нужен мундир. Мне нужен мой камзол. Он у тебя в руках.
Слуга глубоко вздохнул и с отчаяньем утопающего, глядя на темно-зеленое сукно, заявил:
— Я боюсь, что его испортили, сэр.
— Испортили? — недоверчиво переспросил Смоллет и взял камзол в руки. Дыра бесстыдно щерилась нитками.
— Выпорю. Плохо следишь за вещами. Пора бы уже научиться, — пообещал сурово капитан, и Джон мысленно вытер пот со лба; если хозяин начинал угрожать столь многословно, это означало, что он не сердится. Может быть, он даже рад отсрочке? Сам слуга вовсе не желал, чтобы капитан женился. Ему не хотелось, чтобы какая-то женщина, пусть и самая лучшая, перекроила их привычную жизнь.
Капитан подошел к окну и заложил руки за спину. За мутным стеклом серело тусклое утро, и разносчик молока громыхал своей тележкой.
— Я думаю, мисс Уильямс вряд ли оценит мой внешний вид, — мрачно заметил Смоллет. — В прошлую нашу встречу она говорила, что в мундире я похож на Мафусаила.
Джон тактично промолчал. Мисс Уильямс, по его скромному мнению, вообще не отличалась умом и изысканными манерами, хотя денег у ее отца было немало.
— Боюсь, если я появлюсь перед ней в таком виде, она мне откажет, — продолжил капитан. — Значит, нужно...
— Не жениться? — радостно выпалил Джон и, как оказалось, промахнулся.
— Сходить и поискать готовое платье, — взгляд, которым Александр Смоллет смерил слугу, можно было проткнуть пару-другую врагов, заморозить кружку рома и одновременно поджарить яичницу. — В конце концов, днем раньше, днем позже — какая разница. Время у меня еще есть.
Джон сдержал вздох и больше ничего говорить не стал. Того и гляди, попадешься под горячую руку!
После скромного завтрака (ничего лишнего: поджаренный хлеб, кофе и яйцо в мешочек) Смоллет отправился по делам, перед этим строго-настрого наказав слуге не валять дурака. Настроение у капитана было под стать погоде: с каждой минутой портилось. В конце концов, мысленно рассуждал он, с кем не случается досадных мелочей? Вот, например, прекрасный пример, что не надо сдаваться обстоятельствам, напомнил он себе в утешение: как-то раз ветер опрокинул на бак жаровню, кофейник и ящик с дюжиной бутылок рома с камбуза. На баке стоял боцман. Услышав звон разбитых бутылок, он наплевал на угли, прожегшие ему одежду, и первым делом схватил кофейник, а потом плюхнулся на живот. Кофе отправилось за борт, а ром — на его место. Впрочем, большая часть рома попала боцману внутрь... Смоллет крякнул, почувствовав, что рассуждения завели его куда-то не туда, и вспомнил, что позже судовому врачу пришлось лечить половину команды, которая облизывала доски, пропитанные ромом, а ему самому — писать приказы о том, сколько кому розог выдать и следить с квортермейстером, чтобы все было исполнено по справедливости.
Он честно принялся перебирать в памяти приличные способы победить разумом обстоятельства, но в голову почему-то приходило такое, чего точно не стоило рассказывать лишний раз никому, не знакомому с морской службой.
— Будь оно все проклято, — буркнул под нос окончательно расстроенный капитан и остановился перед лавкой книготорговца.
К счастью, ни одному человеку в подлунном мире не дано узнать тот миг, когда накатанная колея жизни внезапно вильнет и уведет в такие дали, где уже сложно представить, как ты жил прежде. К счастью, потому что каждый склонен держаться привычного течения и бежать от треволнений. Совсем мало о прихотях судьбы думал сам капитан Смоллет, ведь, как разумный человек, он не верил в случайности и расписал свое бытие до мелочей. Даже мысль о том, что чаще всего Бог любит посмеяться над человеческими планами, его никогда не посещала.
Судьба открыла дверь лавки и явилась перед ним под маской роскошно одетого джентльмена. За ним безмолвно следовал слуга-негритенок, почти незаметный в темном проеме двери.
— Ба! Кого я вижу? — джентльмен остановился на крыльце и уставился на Смоллета. — Дорогой друг, вы ли это? Александр Смоллет?
— Положим, — капитан покрепче расставил ноги, точно готовился к нападению. Джентльмена он припоминал смутно: кажется, это был сын знакомого его матери, человек, якшавшийся с живописцами. Или же он сам живописец?
— Неужели вы не узнаете меня? Я — Уильям Роу. Помните, пять лет назад, в Пойнт-мэнор, мы с вами беседовали об искусстве? Вы высказали тогда очень интересную мысль о рационализме в изображении людей, и я не мог не использовать ее в своих гравюрах. Благодаря вам мне удалось подняться, и мои работы попали в «Склад джентльмена». Только благодаря вам! Может быть, вы пообедаете со мной? Я угощу вас, — не слушая возражений Смоллета, джентльмен обратился к негритенку. — Адольфус, отнеси эти книги домой. Я приду к трем, чтобы успеть на вечер.
Мистер Роу обезоруживал своей бестолковостью и энергией, и волей-неволей капитан забыл о намерении найти готовое платье. Кроме того, ему было неудобно отказывать человеку, который столь искренне хотел отплатить за давнюю услугу. Пусть Смоллет и вовсе не помнил, что он говорил много лет назад (гораздо больше он сейчас удивлялся тому, что вообще открывал тогда рот), но такие порывы, правильные порывы, он в людях ценил.
Местом для обеда Роу выбрал недавно открывшуюся кофейню, хозяин который явно завидовал блеску парижского «Прокоп». Цены здесь ошеломляли, буквально сбивали с ног неподготовленного человека, и капитан чувствовал себя не в своей тарелке, еле-еле поддерживая разговор. Спасало его только то, что мистер Роу не нуждался в собеседнике и со свойственным многим творческим личностям тщеславием непринужденно рассказывал о своих дальнейших планах, изредка вставляя ремарки о каких-то людях, которых, как он думал, Смоллет мог знать.
Посреди его рассказа о поездке в Рим часы пробили три, и капитан облегченно вздохнул про себя, когда собеседник прервался на полуслове.
— Черт побери, — озабоченно произнес тот. — Кажется, я немного задержался. Как быстро летит время за хорошей беседой.
Капитан кивнул и отодвинул чашку с кофе, из которой он героически прихлебывал почти три часа. Вводить знакомого в излишний расход ему не позволяла совесть, а тратить свои средства — экономия.
— Я рад был с вами встретиться, Смоллет, — экспрессивно заявил мистер Роу. — Возьмите мою карточку. Вы же еще долго будете в Лондоне? Обязательно зайдите ко мне. Почти каждый вечер после шести я дома.
Карточка с легким стуком легла на стол перед Смоллетом. Капитан встал и протянул руку для рукопожатия.
— Я тоже рад... — начал он, но закончить ему не довелось. Кто-то из посетителей наступил на хвост собаке, дремавшей у камина; несчастное животное взвизгнуло и цапнуло первую попавшуюся ногу. Сопровождаемая проклятьями, она получила хороший пинок в бок и спешно ретировалась прочь, да вот беда — на дороге ей попался мистер Роу, неудачно сделавший шаг назад. С ругательством, совсем не приставшим изысканному художнику, он не удержал равновесия и, как-то неудачно крутанувшись на правой ноге, оказался на полу.
Капитан быстро наклонился к нему:
— С вами все в порядке?
— Да, — сдавленно, но преувеличенно бодро заметил Роу. — Помогите подняться.
Он оперся на руку Смоллета, попробовал встать и охнул.
— Кажется, я не могу встать. Лодыжку словно проткнули! Что же теперь делать?! — голос его взлетел на несколько регистров, словно сигнальный горн.
— Вы ее сломали, — предположил капитан. — У моего второго лейтенанта было так. Надо показаться врачу. Вот и все.
— О нет, вы не понимаете! — Громкий голос Роу поневоле привлек посетителей кофейни, и не меньше десяти человек с интересом прислушались к страданиям джентльмена. — Сегодня я должен отправиться к... В одно важное место. Найдите извозчика.
Страдалец закатил глаза. Кажется, ему было приятно чувствовать себя в центре внимания. Капитан хмуро подумал, что планы на день, кажется, летят в тартарары, но ничего не сказал.
Извозчик нашелся на удивление быстро, и когда мистера Роу с предосторожностями перенесли в экипаж, Смоллет решил, что его христианский долг на сегодня выполнен. Он собрался было откланяться, тщательно разъяснив кучеру, куда везти больного, но Роу открыл глаза и взял капитана за руку.
— Поедемте со мной, друг мой, — попросил он, и, пока Смоллет не успел возразить, добавил угасающим голосом: — Вы мне очень нужны, поверьте...
Слишком много зевак собралось вокруг, и капитан, стиснув зубы, покорился. Христианское смирение в его душе иссякало, но усилием воли он сдерживал свое недовольство.
Роу не отпускал его руки и во время поездки и после долгой паузы, когда кофейня осталась позади, чуть слышно заговорил:
— Я понимаю, что испытываю ваше терпение, Смоллет... Но, кажется, мне нужно попросить вас еще об одном одолжении. Конечно, вы вправе мне отказать. Но я слишком долго к этому шел...
— Что вы еще хотите? — голос Смоллета звучал чересчур отрывисто.
— Прошу вас, сходите сегодня на ужин в один почтенный дом. Я передам вам письмо.
— Что за дом?
— Дом советника одного из Вест-Индских губернаторов. Мы договорись с ним, что я поеду с ним, в те края, рисовать животных и птиц. Он обещал выбить мне хорошее жалование, и сегодня я должен быть у него, чтобы окончательно скрепить договор. Поверьте, — Роу сильнее сжал руку Смоллета, — сегодня должна решиться моя судьба! Если я просто пришлю письмо со слугой, он наверняка решит, что я пренебрегаю его предложением, отговариваюсь... А вы столь приличный человек, из хорошей семьи... Вас он послушает.
— Вы бредите, — с отвращением проговорил капитан. — Не надо додумывать за других, Роу.
— Я прошу вас... Это очень важно для меня.
— Я не могу. У меня другие дела.
— Разве помочь умирающему — не повод их отложить?
— Бросьте, Роу. До смерти вам еще далеко.
— О, нет! Вы обрекаете меня на нищету, Смоллет. Неужели вы настолько жестокосердны?
— Терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать, — с раздражением отрезал Смоллет и отодвинулся.
— Ради всего святого! Хотите, я вам заплачу? Или, может быть, устроить вам подписку на ежемесячный журнал? Или я познакомлю вас с адмиралом сэром Чарльзом Ноулзом... Недавно я рисовал его портрет и могу замолвить за вас словечко.
— Я знаком с ним. Прекратите рыдать, словно торговка, Роу! Мне не нравится, что вы выжимаете из меня долг; мне не нравится, что я вас слушаю; и мне не нравится, что я понимаю: как джентльмен и офицер, я обязан выполнить вашу просьбу. Я не привык лукавить и скажу вам прямо, — в голосе Смоллета пробивалась усталость, — я отвык от светских застолий; я забыл, как нужно вести себя на берегу, и каждая бестолковая беседа отнимает у меня год жизни. Я отнесу ваше письмо, пропадите вы с ним пропадом, но больше на меня не рассчитывайте.
— Я знал, что вы не откажете другу, — проникновенно признался Роу и прижал пятерню к груди. — У вас доброе сердце...
Остаток дня он рассыпал комплименты душевным качествам капитана, и когда Адольфус наконец ввел в комнату врача, Смоллет даже успел немного поверить в свою исключительность. Впрочем, это не помешало ему распрощаться с мистером Роу как можно скорей и с письмом для советника покинуть этот безалаберный дом.
Часть вторая. Эмили Льюис и эротический трактат
В тот день с самого утра собирался дождь, но, несмотря на это, мне хотелось выйти в сад и покачаться на качелях с томиком стихов или интересной книгой. Я бы так и сделала, если бы не Нэнни — она страшно боится, что я простужусь, заболею и умру. «Этот гадкий Лондон!» — говорит она с таким ужасом, словно его построил дьявол, а не люди. Мне тоже не нравится город и не нравится Англия, но, должно быть, дело в том, что здесь не хватает ярких красок: ни глубокой синевы неба, ни прозрачности моря, ни золотого песка, ни разноцветных птиц и цветов в саду... Все здесь чужое, непривычное, блеклое. Как будто некий художник начал рисовать картину, а потом разозлился на то, что у него начало получаться, а смыть до конца почему-то не смог. Мне не хватает и пения рабов по вечерам, и утреннего травяного чая, и того, как солнце встает за скалой, поднимающейся из середины залива... и еще тысячи вещей, которых здесь нет. Отец знает о моих горестях, но на все у него одно утешение: «так хочет Бог, Эмили; нам суждено страдать», а маме я даже не пытаюсь рассказывать — уж она-то счастлива, что уехала с Островов. Не понимаю, разве ей не нравилось дома?..
Друзей, чтобы ходить в гости, я пока еще не завела. Здесь нужно преодолеть массу всяких условностей и препятствий: ни в коем случае не заговаривать ни с кем первой, потому что я не знаю, как к кому должно обращаться, ни в коем случае не беседовать со слугами по той же причине; на обеды отец ходит только к скучным людям, и интересы моих сверстников, которые там бывают, тоже не отличаются разнообразием. Ко мне относятся в лучшем случае как к дикарке, к бедному ребенку: ах, волей судьбы он родился в заморских краях, да еще и говорит с акцентом и не знает, что сейчас обсуждать принято и как себя нужно вести. Какой ужас! Конечно, если бы вы сами большую часть жизни провели на острове, где кроме ваших родителей белых людей всего четверо, посмотрела бы я на ваше поведение в Лондоне!
А еще моя беда в том, что я слишком тихая. Все остроумные (как я думаю) ответы приходят мне в голову слишком поздно, когда все окружающие уже потеряли ко мне интерес. А с другой стороны, это и хорошо: если бы они узнали, что у меня в душе на самом деле, вряд ли кто-то захотел бы со мной даже разговаривать. В самый первый раз, когда к нам пришла гостья со своей собачкой в платьице и с бантиками (да-да, именно собачка была в платьице и с бантиками, хотя платье у миссис шил тот же портной), я подумала, что зверек заболел, и зачем-то выразила соболезнования вслух. Всем было очень неудобно, особенно отцу. Так что оно и к лучшему, пусть уж я буду паинькой без друзей. Да и умеют ли здешние дружить?
После завтрака Нэнни задремала; вязание выпало из ее пухлых темных рук, и я осторожно положила его на стол, чтобы кошка не распустила чулок, пока будет играть с клубком. Дождь так и не начался, хотя сильно стемнело, и, крадучись, я вышла из дома. В столовой готовились к обеду, матушка с упоением носилась из кухни в столовую, пытаясь уследить за всеми служанками сразу; отец работал наверху, окна его кабинета выходили на другую сторону. Меня мог заметить только мистер Грей, наш садовник, но его я не боялась: он часто любил повторять, что в чужие дела «не лазит».
С собой у меня было сочинение мистера Клеланда, которое отец прятал в дальнем углу шкафа. Темно-синяя сафьяновая обложка и золотая надпись «Фанни Хилл: история женщины для утех» давно меня очаровали. Мне казалось, что там будет история девушки вроде меня, одинокой, непризнанной, которая стала актрисой: ведь утехи — это развлечения, не так ли?
...По правде говоря, даже и не думала, что можно писать такое. Пока я читала первую главу, заморосил мелкий дождик, но очнулась я только тогда, когда скрипнула калитка и послышались чьи-то уверенные шаги по дорожке. В ужасе я выронила книгу, перепугавшись, что меня сейчас застанут врасплох, и она, точно прыткая лягушка, отскочила в сторону с жутким шумом. Книга раскрылась, и я затаила дыхание, потому что вначале там была очень неприличная гравюра (вообще, я и не думала, что среди белых джентльменов и леди делать подобные вещи по-всякому тоже распространено, как и в Вест-Индии). Страница с ней замерла и мягко перевернулась.
Шаги прекратились, а потом кто-то решительно отвел кусты и шагнул к моему убежищу, и я увидела пожилого и хмурого человека. Наверное, он думал застать садовника или служанку, потому что какое-то время недоумевающе смотрел на меня, а я на него, постаравшись унять волнение.
— Кхм, — наконец прервал он молчание. — Извините за вторжение. Я хотел увидеться с советником Льюисом. Признаться, думал, что здесь будет кто-то, кто может меня ввести в дом. Или представить.
Незваный гость заметил книгу на земле и наклонился, чтобы поднять ее. Я не могла ему помешать, корсет мешал мне схватить проклятое сочинение первой! Все, что мне пришло в голову: страдальчески охнуть, схватиться за грудь и упасть на траву. Он пробормотал какое-то ругательство, но все же мне удалось его отвлечь.
Когда незнакомец склонился надо мной, я наконец смогла его рассмотреть. Красивым я бы его не назвала: ни благородства облика, ни белизны кожи (пудры на нем совсем не было), какие-то рубленые черты лица. Единственное, что мне в нем понравилось, — глаза, но смотрел он на меня странно, без интереса.
— Я отнесу вас в дом, — это прозвучало так устало, что я даже разозлилась: можно подумать, он каждый день носит на руках девиц! Может быть, он тоже такой, о которых написано в книге? При этой мысли мне стало жарко, и я почувствовала, что горю. Незнакомец тоже смутился, отвернулся и легко поднял меня на руки.
— Не врежьтесь в дерево, — слабым голосом посоветовала я. Почему-то хотелось его позлить.
Он с шумом фыркнул, как бык на плантации мистера Парсонса, но ничего не ответил.
Изображать слабость на весу оказалось нелегко: я все время боялась упасть, кроме того, шел безымянный гость как-то враскачку: он напоминал одного из тех капитанов, что время от времени останавливались у нас пообедать — но те были веселыми, а этот выглядел так, словно хотел побыстрей от меня избавиться. Из чувства противоречия я ухватилась за его ворот, но под пальцы попал шейный платок, и с ужасом я поняла, что он рвется. Порвать шейный платок незнакомому мужчине, гостю отца, да еще если он несет тебя на руках! Трижды позор! Пожалуй, я выиграла даже у Фанни Хилл, она-то все делала под крышей борделя, а не в саду.
В следующее мгновение меня невежливо поставили на ноги, и незнакомец взглянул мне прямо в лицо. Отвечать на его взгляд не хотелось, и я присела перед ним во французском реверансе, многословно поблагодарив за помощь, которую истинный джентльмен всегда окажет леди... Если коротко, то я вылила на него всю ту чушь, которую обычно принято говорить в подобных случаях.
— Вы надо мной смеетесь, так? — он прервал меня на полуслове. Тут бы мне заверить его, что он все неверно понял, но вместо этого я выдавила из себя только:
— Чуть-чуть.
И уже совсем тихо добавила:
— Простите.
Я думала, что он сейчас взорвется от негодования, но незнакомец как-то невесело усмехнулся.
— Я буду вам очень благодарен, если вы скажете в доме, что к советнику пришел мистер Александр Смоллет, — мягко сменил он тему. — Мне нужно передать ему письмо от нашего общего знакомого, мистера Роу.
Нет, ну только подумайте! Он точно принял меня за какую-то дуру-девчонку, на которую даже нельзя сердиться!
— Вы... — я даже задохнулась. — Вы — удивительный хам, мистер Смоллет!
С этими словами я оставила его и горделиво вплыла в дверь. Правда, я так высоко вздернула нос, что наступила на свой развязавшийся кушак и чуть не упала.
Отцу, конечно, я рассказала о приходе невежливого мистера Смоллета, и мне пришлось позже отужинать вместе с ним. Не лично с ним, конечно, он просто остался у нас, но... Он так старался на меня не смотреть, что, по-моему, это заметили все. Нет, я твердо решила о нем не думать: в конце концов, кто он такой, чтобы занимать мои мысли?
Только поздно вечером, когда Нэнни уже раздела меня до рубахи, я вспомнила, что злополучный Клеланд так и остался лежать у качелей, но когда я вылезла в окно, дрожа от холода, оказалось, что книги там нет. Ох, лишь бы ее забрал не этот несносный капитан!
Часть третья. На ком я женился?
Бристоль, «Сундук мамаши Джонс»
Дорогой брат!
Мне жаль, что ты не смог приехать на нашу свадьбу, но новоявленная миссис Смоллет передает тебе самые теплые приветствия. Надеюсь, что лихорадка, так внезапно посетившая твой дом, прошла бесследно и все из твоих детей живы и здоровы.
Торжество наше прошло скромно, несмотря на то, что поздравить нас зашло немало знатных и достойных людей; приданое у моей жены небольшое — дом в Вест-Индии, который я надеюсь продать вместе с рабами, и триста фунтов деньгами, почти столько же, сколько отец заплатил в свое время за три года моего обучения. Ты не поверишь, но он тоже приехал на свадьбу, несмотря на свой возраст. Я опасался, что он, по обыкновению, осудит мой выбор (ты знаешь, он делает так всегда; по его мнению, я до сих пор легкомысленный шалопай, и, при всем моем уважении к отцу, это доводит меня до зубовного скрежета). Возможно, сейчас я несправедлив к нему, но готов поспорить на гинею, что в тот день, когда он скажет мне слова одобрения, на землю вновь сойдет ливень из жаб и лягушек. Эмили (моей жене) он почему-то необычайно понравился. Страшно подумать, что будет, если они окончательно сблизятся.
Как я уже тебе писал, моя жена младше меня почти на двадцать лет, но, уверен, это не будет препятствием для долгого и крепкого брака. Она скромна и умна не по возрасту, прекрасно управляется с хозяйством, честна, мила лицом и голосом... На этом месте ты должен воскликнуть: «За твоими словами скрывается какое-то "но"!» И ты будешь совершенно прав.
Когда уже все было сговорено (ухаживал я за ней не так много, всего какой-то месяц), у меня произошел один странный разговор. Я до сих пор думаю о нем и пытаюсь понять, что за тайна, связанная с моей женой, осталась скрытой?
Нет, я не хочу, чтобы ты думал, что я жалею о своем выборе. Я не жалею. Сейчас, когда я сижу в этой промозглой бристольской таверне и пишу тебе письмо, пока спящий Джон выводит носом рулады, достойные самого Гаррика, воспоминания об Эмили поддерживают меня.
Я знаю, что я должен вернуться с войны. Мне есть куда возвращаться.
Я знаю, что должен воевать как можно лучше. Теперь мне нельзя опозорить свое имя вдвойне.
Я знаю, что она будет ждать от меня весточки, и если Бог все-таки заберет меня к себе, прошу тебя, будь тем, кто принесет ей эту скорбную новость. Ты умеешь, я знаю.
Передаю тебе поклон и привет, и самые добрые пожелания твоей жене, и поцелуй каждому из твоих детишек.
Твой брат,
АС
NotaBene: Кстати, отец собирался приехать к тебе вместе с матушкой. Если они доберутся до ваших краев, проследи, чтобы наш каменный старик (прости, я не могу удержаться) себя поберег. В Лондоне он гулял каждый день по три часа в дождь и брюзжал на модников. Как понимаешь, это не прибавило ему ни здоровья, ни душевного спокойствия.
***
Когда карета новобрачных скрылась за поворотом, мистер Льюис вернулся в дом. В комнатах все еще царил беспорядок от скорого отъезда: разбросанные в спешке вещи, распахнутое настежь бюро. Советник наклонился, чтобы поднять с пола кружевной платок, и поморщился: спину прострелило резкой болью. После Вест-Индии климат здесь был убийственным.
— Опять? — сочувственно произнесла его жена, вошедшая следом. — Хочешь, принесу тебе рома?
— Рома... — хмыкнул советник. — Давай. Плесни немного на тряпку, хочу приложить к пояснице. Пусть проберет.
Миссис Льюис сняла с мужа камзол и послушно удалилась. Пока ее не было, советник сел в кресло и стянул с себя сапоги и чулки. Он оттолкнул обувь прочь и пододвинулся к очагу.
— Устал? — поинтересовалась жена. Поднос с черной бутылкой и двумя оловянными стопками она поставила рядом, на низкий колченогий столик. Ловко, как будто занималась этим большую часть жизни, миссис Льюис откупорила бутылку и разлила ром по стопкам. Свою она опрокинула сразу же, поморщившись от крепости напитка, и остаток вылила на старую рубаху, которую передала мужу.
— Устал, — коротко подтвердил тот и повязал рубаху как пояс. — Хорошо, что ты распорядилась отпустить слуг. Я болван, что не отвертелся от поездки сюда. Не думал, что все здесь так хорошо друг друга знают.
— У нас все получилось, — кротко заметила миссис Льюис. Глаза у нее чуть-чуть поплыли от рома. — Там бы мы не смогли выдать Эмили замуж. Не за кого. И слишком много тех, кто может нас вспомнить, если бы мы рыпались.
— Могли бы сбагрить ее с рук любому джентльмену, который заходил к нам на обед, — возразил ее муж. Он повертел стопочку в руках, выпил и тут же налил себе еще. — Я, знаешь, и не думал, что так легко строить из себя ученого. Главное — хорошо одеваться и молчать. Сойдешь за умного.
— Зато Эмили — настоящая леди, — миссис Льюис осторожно промокнула глаза краем шарфа, чтобы не стереть пудру.
— Да уж, — неприятно усмехнулся советник. — И не скажешь, что дочь чернокожей и пирата.
— Я не чернокожая, — обиженно выпрямилась миссис Льюис. — Во мне лишь шестнадцатая часть рабской крови!
— Какая разница? Все равно ты была грязью. А теперь нет. Теперь Окорок небось позавидовал бы, как устроился его канонир и бывшая девка. А я бы ему припомнил кой-чего. По-джентльменски.
Он выпил еще и закрыл глаза. Казалось, можно было развеяться, пока никого нет, но от рома почему-то воскресали старые воспоминания. Кровь во рту. Пушка, которую разнесло выстрелом. Окорок подумал тогда, что он умер, но он не умер. Он живучий. Повезло, что тогда не выкинули сразу в море, не до того было. Потом он нашел в городе Марию, единственную, что не боялась перечить Долговязому Джону. Тот бросил ее с животом, и она обманом устроилась служанкой к только что приехавшей миссис Льюис. О, ее муж жаждал карьеры! Из тех юнцов, что всегда лезут первыми в пекло и первыми умирают в нем.
Ром горел в глотке так же, как горела лодка с настоящими Льюисами. Никто и никогда не найдет их тел; разве что прибой случайно выбросит человеческую кость на берег. Но кого удивишь в Вест-Индии костями, а?
Семнадцать лет чужой жизни, и первые из них прошли в страхе. Девчонка росла похожей на Окорока, своего отца, и характер у нее был такой же — слишком себе на уме. Она единственная не знала ничего и радовалась письмам из Англии, которые приходили все реже и реже. Своих детей у них не было, только ряд могил на холме: младенцы умирали безымянными.
Только потом они пообвыклись и стали такими, какими их хотели видеть. Выпускали прошлое только наедине. Но Лондон — хищный зверь, как знать, где подстерегает опасность.
— Уедем отсюда, — тот, что называл себя советником Льюисом, налил еще рому. — У Эмили теперь своя жизнь, а мы стары, чтобы играть с огнем. Мне кажется, этот ее муженек что-то подозревает.
Жена вздохнула и порывисто наклонилась к мужу.
— Мы все сделали правильно, — шепнула она, сжав его колено.
— Я знаю.
«И я бы сделал это снова. Потому что мир принадлежит сильному. Так говорил Окорок, и он не ошибался».
Советник молча отсалютовал миссис Льюис стопочкой, и она ответила тем же жестом. Каждый из них пил за будущее и за то, чтобы мертвецы хоронили своих мертвецов в прошлом, но в последнем никто из них не признался бы даже себе: ведь этими мертвецами были они сами.
@темы: монолит снов
-
-
13.11.2014 в 11:07классный рассказ
-
-
13.11.2014 в 11:20-
-
13.11.2014 в 12:16Здорово! Умеешь же ты! Тут и романтика, и жесткач и реализм - всё в меру. Хочу проду! И очень любопытно узнать, что за странный разговор навёл капитана на мысли о тайне, связанной с женой
-
-
13.11.2014 в 13:20Спасибо, что захвалила ))
А рассказ планировался в продолжении, я все до последнего сомневалась - писать ли дальше или нести в выкладку так, в урезанном варианте. Боялась, что еще больше закомкаю несчастного Смоллета.
Что-то перечитала, ну он и бука! "Мне вообще ничего не нравится!" ))
-
-
13.11.2014 в 14:35-
-
13.11.2014 в 15:34И вообще следите за обновлениями в коробке приключений! Планируем тут кое-что по "Острову Сокровищ" в третью неделю декабря.
-
-
13.11.2014 в 16:01-
-
13.11.2014 в 16:17Понравилось, особенно часть про девочку
-
-
13.11.2014 в 16:53LynxCancer, спасибо! Жаль, что я это на ФБ не прочитала.
Да ничего страшного ) На ФБ у нас было много-много контента, а если взять все команды - так вообще!
-
-
13.11.2014 в 18:33Ну, с девушками это случается )) Это не показатель )
Любопытно, да, есть во что закопаться.
-
-
14.11.2014 в 23:05Так мы мало того, что женили Смоллета дважды, так и оба раза на Эмили? Ай да мы!
Какой классный поворот сюжета! Как бы бедной Эмили и ее потомкам не вылезли эти 1/16 негритянской крови. Я бы не продолжение, а внутренность почитала - как Смоллету пришло в голову жениться на Эмили Льюис вместо мисс Уильямс. И кто забрал Клеланда?
-
-
15.11.2014 в 08:10Да уж, мы такие... Я, честно говоря, и не думала на тот момент, что наша Эмили будет писать что-то свое )
На ФБ совершенно сил не было, извиняюсь.
Это нормально )) Если был активный бартер, то почитать тоже хочется потом что-то очень хорошее, чтобы выбить из головы все прочитанное по обязанности )
Эмили точно еще аукнется, что она дасти, особенно с точки зрения закона, потому что она все-таки внезапно чья-то собственность, хоть и неизвестная хозяину. Вот здесь, со стороны, я боюсь реакции самого Смоллета.
Про Клеланда - не знаю, но если учесть, что до нас эта книга так и не дошла, то он наверняка попался в руки какому-нибудь неграмотному слуге )
Спасибо!
-
-
16.11.2014 в 01:02Я внезапно озадачилась дурацким, наверное, вопросом - признаюсь честно, разбираюсь в теме очень мало, практически никак. 1/16 это значит, что рабыней была пра-прабабка "миссис Льюис", ну или пра-прадед, что весьма маловероятно, но чего только не бывает, соответственно, пра-пра-пра для Эмили. Это всё равно имело значение с точки зрения закона - столько лет и пять поколений спустя?
-
-
16.11.2014 в 01:09-
-
16.11.2014 в 01:47А количество поколений, родившихся после побега, в соответствующий период тоже не имело значения? Или, опять-таки, смотря где?
-
-
16.11.2014 в 03:06Во всех британских колониях Северной Америки действовал принцип "Partus sequitur ventrem", то есть, что рабство передается по наследству от матери. Полагаю, что количество поколений на тот момент значения не имело вообще, если можно было доказать, что кто-то из прямых родственников по материнской линии был рабом (свидетельство очевидцев и т.п.). Но, честно, я не могу с уверенностью ничего сказать... Надо поискать случаи и почитать документы.
-
-
16.11.2014 в 08:56-
-
16.11.2014 в 11:38-
-
16.11.2014 в 12:15-
-
16.11.2014 в 13:16-
-
20.11.2014 в 03:20Quiterie, ну, я вроде бы говорила, что буду писать макси на тему женитьбы Смоллетта
Кстати, я тоже очень жду продолжения! А ещё жду вот этого:
Я бы не продолжение, а внутренность почитала - как Смоллету пришло в голову жениться на Эмили Льюис вместо мисс Уильямс. И кто забрал Клеланда?
-
-
20.11.2014 в 03:20-
-
21.11.2014 в 12:55-
-
23.11.2014 в 00:57