Fête galante. Only (17)80s kids remember this.
И опять ФБ-шное )
Название: Кафры, кофры и родители
Бета: olya11
Канон: Луи Буссенар «Похитители бриллиантов»
Размер: мини, 1362 слова
Персонажи: Александр Шони, Анна де Вильрож (Смитсон), Жозеф, Александр де Вильрож
Категория: джен, постканон
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: иногда не стоит недооценивать собственных родителей
+++
Семилетний Александр твердо решил убежать из дома в Африку, когда мама наказала его за то, что он напоил кошку Чернуху сливками, которые предназначались ему на воскресный завтрак.
Готовился к побегу он основательно: за завтраком прятал под рубашку белый батон, который сушил потом в своем ящике с игрушками, пару раз наведался в кладовую за вяленым мясом, маслом и сыром, вырезал из ветки вяза походную трость и взял из кабинета отца книгу «Полезные советы путешественникам» Лафера.
Масло и сыр обнаружила и слопала Чернуха, трость сломалась при опытном прыжке с крыши на стог сена, а в «Полезных советах путешественникам» почему-то писали только про цены на поезда и что за границей можно есть.
Но отступать было некуда, поэтому в путь Александр отправился налегке, сразу после завтрака, надев свой воскресный костюм. С собой он взял только хлеб и мясо в холщовом мешке, который удалось выменять у сына галантерейщика на две катушки-свистульки.
За оградой поместья он свободно вздохнул и первым делом упал на траву — мама не разрешала ему пачкать его сюртучок и лежать на траве. Наблюдать за букашками оказалось интересно, но утомительно: солнце парило вовсю, и через два часа Александр уже шел через темный перелесок у Мельничного ручья, отмахиваясь веткой от комаров.
— Я — рыцарь, — шепотом сказал он сам себе, чтобы прогнать страх: никогда еще он не заходил так далеко от дома. — Рыцарь, который идет спасти бедняков, попавших в беду. На меня нападают драконы, но я всех победю.
Он зажмурился и представил себя в блестящих латах. Верный оруженосец держал корону рядом с ним, а поверженное чешуйчатое чудовище ревело под его ногами; пусть его рев и был похож на гул мельницы.
— Ты принесло сюда зло, адское создание, — отчеканил рыцарь-граф, указывая мечом на чудовище. — Я покараю тебя!
— Бригантина не сдается, — прорычало чудовище. Имя ему подходило: такое же жесткое, противное и шершавое.
Александр зажмурился (рыцарь-граф же, наоборот, широко распахнул глаза) и ткнул веткой (на самом деле это был меч) перед собой.
— Умри, Бригантина! — воскликнул он грозно.
Но Бригантина внезапно насмешливо хмыкнула и ответила густым басом:
— Извини, друг, но здесь нет моря, чтобы можно было утонуть. Осторожней с веткой. Выколешь глаз — нового не будет.
Александр чуть приоткрыл веки. Солнце проникало сквозь листву, но светловолосый громадный незнакомец остался в тени. Он заложил руки за кушак и насмешливо смотрел на Александра сверху вниз.
— Извините, — прошептал мужественный граф-рыцарь, шмыгнул носом и потупился.
— А если бы ты встретил льва, ты бы тоже извинился?
— Ну да, льва... Здесь даже волков нет.
Великан положил ему руку на плечо.
— А ты что, хочешь встретиться с волками? Что ты с ними сделаешь?
— Напугаю их и прогоню, — честно ответил Александр. — А вы кто такой?
— Я-то? Я — путешественник.
— А вы были в Африке? — обеспокоенно спросил Александр.
— Конечно, был. А зачем тебе Африка?
Александр недоверчиво взглянул на незнакомца, а потом обернулся, точно его мог кто-то подслушать, но только малиновка перелетела с одного дерева на другое.
— Я туда убежал, — страшным шепотом проговорил он. — Но это тайна.
— Тайна... — повторил путешественник без улыбки. — А мать тебя отпустила?
Александру сразу стало скучно.
— Нет, — хмуро ответил он и отвернулся. — И вообще, это не ваше дело, — пробормотал он невежливо вполголоса: вряд ли это какой-то знатный человек, уж больно одежда пыльная.
— Может быть, я как раз ищу спутника в путешествие, — спокойно ответил незнакомец. — Как мне его забрать без разрешения матери? Только надо, чтобы он был посильней и постарше.
— Чего это? — совсем обиделся Александр. — Я могу пропрыгать на одной ноге от дома до ограды и не устану. И еще я в цветах разбираюсь... И в насекомых. И год учился фехтовать, и прочел первый том энциклопедии, и знаю, как выжить на необитаемом острове с одним только слугой! — заодно выпалил он, подумал и вздохнул: — Только мама меня не отпустит.
— Мама-то? — великан почему-то усмехнулся. — А я за тебя попрошу. Если сейчас вернуться, то тебя и не выпорют.
— Пусть только попробуют! А вы меня не обманываете?
— Я же не могу обмануть такого серьезного человека.
Александру стало хорошо, и он взял незнакомца за руку и потянул за собой. Он степенно вышагивал рядом с великаном, чувствуя гордость от того, что его наконец-то принимают за равного и взрослого. Улыбка то и дело наползала ему на лицо, несмотря на то, что внутри себя он клялся быть невозмутимым, как Роланд или хотя бы как сын мельника, который мог загнать себе под кожу булавку и не пикнуть.
— А расскажите про Африку, — попросил Александр.
— Разве тебе не рассказывают о ней дома?
За этот наивный вопрос чужак удостоился презрительного взгляда, который бы сделал честь самому Кожаному Чулку.
— Дома у нас! — с пренебрежением заметил Александр. — Папа и мама никогда не поймут, что значит путешествовать! Они ездили только на воды!
В последнее слово он вложил всю свою ненависть к обыденному. Разве можно сравнить поездку на воды (одно это слово звучало отвратительно и напоминало о визитах старенького доктора, после которых обязательно прописывались мерзкие ванны) с джунглями Африки, где бегают страусы, львы и тигры?
— На воды — страшное дело, — подтвердил великан. На один его шаг приходилось три шага Александра. — У меня есть друг, он в юности тоже сбежал из дома, чтобы отправиться навстречу приключениям. Поверишь или нет — но он нашел груду алмазов и разбогател.
— Груду алмазов! А он стрелял по неграм?
— Нет, больше по белым.
Александр даже остановился.
— Почему?
— Потому что они были плохие.
— А негры?
— А негры, если не людоеды, то хорошие.
— Лю-до-еды? — зачарованно проговорил Александр. Дыхание у него перехватило: вот повезло же кому-то! А тут если только захочешь почитать про людоедов и дикарей и тихо сесть в уголке с книгой месье Верна, тебя обязательно позовут играть с сестренкой или ехать в гости, где надо улыбаться и носить тугой воротничок и колючие чулки.
— Да. А вместо яичницы и булочки на завтрак они едят мясо буйвола с гусеничным салатом.
— А как вы познакомились с вашим другом? — спросил Александр восторженно, крепче хватаясь за руку своего нового приятеля.
— Мы вместе учились, потом мой отец умер, оставив долги. Я первый поехал в Африку... Поработать на приисках. Тяжкая и утомительная работа. Зато какая радость была найти алмаз!
— Ваш друг там их нашел?
— О нет, держи карман шире! Он нашел там сначала жену, когда валялся раненый в пустыне, а она привела его к сокровищам кафров. А некоторые белые хотели повесить голову моего друга перед своим домом, потому что они любили его жену.
Александр задумался. «Кафры» звучало похоже на название чемодана, и он представил, как друг неизвестного господина и его жена находят в большой яме кофры с алмазами. Алмазы блестели, как свежевымытые окна.
— Но он их наказал?
— Конечно. И англичан, и буров.
— Моя мама тоже англичанка, — буркнул он, но не слишком угрюмо, потому что представил себя на коне, топчущего врагов.
— И ничего страшного в этом нет.
Они вышли из леса; дорога вильнула и поднялась на холм. Поместье отца отсюда напоминало большой красный леденец, а чуть дальше виднелся ручей, на лугах цвела сиреневая лаванда, и где-то там на горизонте тонкой темной полосой виднелся лес. Позади упоенно заливался дрозд и какое-то насекомое скрежетало в траве. На камне грелся уж, и, как только они подошли ближе, змея бесшумно скользнула прочь.
У ворот их уже ждала мама, обеспокоенная и злая; одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять, что она сильно за него испугалась. Старый слуга Жозеф невозмутимо сидел на изгороди рядом с ней и вырезал очередную ложку из липовой заготовки.
Александр спрятался за своего провожатого, готовый дать деру.
— Александр! — наполовину возмущенно, наполовину удивленно воскликнула мама, и провожатый вздрогнул.
Жозеф уронил чурбачок, и Александр зажмурился, ожидая порки.
— Это же месье Александр! Бот уж месье Альвер оврадуется! Где же бы выли бсе это бремя?
— Я гулял, — пискнул он, но его голос заглушил низкий голос его спутника.
— Немного путешествовал, Жозеф. А ты совсем не изменился! Вот, встретил вашего ненаглядного отпрыска, Анна. Он пошел по стопам моего лучшего друга, своего отца — собрался бежать в Африку.
— В Африку! — мама почему-то рассмеялась и уже совсем другим голосом приказала: — Выходи, Александр, я на тебя почти не сержусь, но ты останешься без сладкого.
Но Александр не двигался с места. Открыв рот, он во все глаза смотрел на мать.
— То есть вы охотились за кофрами с сокровищами, а мне ничего не говорили? — наконец обиженно произнес он.
— Разве ты не помнишь, что твой дед проповедник? Твоя мать щебечет с неграми, как священник с прихожанами, — заметил мирно гость. — Попроси ее сделать гусеничный салат, и ведь она сможет! Эй, погоди! Куда ты?
Но Александр, красный от стыда, уже бежал со всех ног домой, чтобы спрятаться в своей кровати от насмешек.
Название: Загадка сыра из табакерки
Бета: olya11
Канон: Р.Л. Стивенсон «Остров Сокровищ»
Размер: мини, 1828 слов
Персонажи: доктор Ливси, разные оригинальные персонажи
Категория: джен, преканон
Жанр: приключения, POV, крипи
Рейтинг: G
Краткое содержание: ответ на вопрос, почему доктор Ливси носит с собой сыр в табакерке, которым он накормил страждущего Бена Ганна
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей
+++ ...Это долгая история, друг мой. Как-то раз кусочек пармезана спас мне жизнь, и с тех пор я ношу его с собой; мало ли, когда еще надо будет спасаться?
Я думаю, вы не раз замечали, что сыр, полежав в тепле, начинает пахнуть казармой и туфлями, выставленными на ночь за дверь проветриваться. Это его неприятное свойство и помогло мне, как бы невероятно это ни звучало. Однажды (это было еще в те времена, когда я ходил в помощниках у старого доктора Фозергилла — можете себе представить, как я был еще юн и наивен!) мне пришлось заехать по делам в дикий край, на север ***шира: люди, как вы помните, там злы, точно волки, и бедны, как церковные крысы.
Погода в тот день была преотвратная, и дороги в этом Богом забытом краю размыло так, словно завтра небеса обещали разверзнуться и исторгнуть из себя новый потоп, но на сей раз не было рядом Ноя, готового принять на борт своего ковчега по паре каждой Божьей твари. Джеймс, мой слуга, склонный и без того сетовать на жизнь, окончательно пал духом, и две мили мы плелись, перемешивая грязь, которая кое-где доходила мне до колена. Как назло, в уплату моих трудов мне достался ярд манчестерского сукна (оно-то было как раз кстати) и головка сыра. Признаться, я не считал себя любителем сыра, оттого этот подарок вызвал у меня скорее досаду; да и ходить со зрелым сыром в обнимку напоминало мне о покойницкой для бедняков. Во времена нашей бурной юности мне частенько приходилось помогать дяде, поэтому я узнал бы этот запах на расстоянии мили. Думаю, вы понимаете, как сильно было мое намерение выкинуть этот сыр в первую же попавшуюся лужу: пусть головастики и водомерки лакомятся этим изысканным блюдом. Но меня остановил Джеймс, и с возмущением, свойственным жителям Глазго, как только речь заходит о мирских благах, начал доказывать, что едой брезговать нельзя и нельзя ею разбрасываться. Я был слишком усталым, чтобы спорить, потому предпочел промолчать: нести мокрый и вонючий сыр, извлеченный из лужи, мне хотелось еще меньше, чем только вонючий.
Когда мы увидели таверну на отшибе какой-то деревни, уже темнело, и не было смысла идти дальше. За мутным стеклом окна горел слабый огонек, и вкусно пахло мясной похлебкой. В тот момент мне даже не пришло в голову, откуда у этих бедняков мясная похлебка; я был столь вымокшим и голодным, что мне не хотелось ни о чем думать. По лицу Джеймса было заметно, что и его одолевает страсть к теплу и еде, и, не сговариваясь, мы прибавили шаг.
Хозяин напоминал злого эльфа-из-под-холмов; во всяком случае, такими мне описывали их в детстве: низенькая, скрюченная фигура, мелкие черты лица, грязный платок на голове, скрывавший засаленные волосы... Жена (или это была служанка, сейчас мне трудно припомнить) была его противоположностью по телосложению — крупная, громкая, — но, увы, не по привычкам.
Нас приняли хорошо, но я так устал, что съел лишь немного хлеба, не притронувшись к похлебке. Джеймс последовал моему примеру, и мы вскоре отправились в постель. Она здесь оказалась одна: такая грязная, узкая и неудобная, что мы долго ворочались, пытаясь хоть как-то на ней устроиться. На наше счастье, тут почти не было насекомых, но, положа руку на сердце, я уверен, что и королева Бесс, которая, по слухам, бывала в каждой английской таверне, не брезгуя ничем, преисполнилась бы негодованием, случись ей оказаться здесь.
Проснулся я оттого, что дождь закончился и яркая луна заглядывала в низенькое оконце. Но может быть, на самом деле сон исчез оттого, что мой слуга лягнул меня ногой в ухо. Вы же помните, что он мой молочный брат, и я не стал на него сердиться, привычный к его непростому характеру. Я попробовал уснуть, но сон бежал от меня, как от прокаженного, — не помогали ни псалмы, ни счет до двухсот: наоборот, я чувствовал себя все бодрей и бодрей.
В доме было тихо, и только Джеймс похрапывал, срываясь на жалобный присвист. Я смирился со своим незавидным положением и начал было размышлять о грядущей поездке в Кент, где мне обещали показать удивительную коллекцию уродств, но почти сразу что-то отвлекло мое внимание.
Шорох. Шорох под окном.
Сначала я подумал о лисе, которая решила пробраться в курятник, но вспомнил, что у хозяев нет никакого курятника. Бродячий пес? Но собаки не могут долго хранить полное молчание. Заинтригованный, я поднялся с постели и, стараясь не шуметь, подошел к подслеповатому окошку.
Увидеть что-то сквозь него оказалось нелегко, и все, что мне удалось разглядеть, — огонек свечи, удивительно бледный, какой-то неживой, словно огонь потустороннего мира. Я до сих пор думаю, что подобное пламя можно увидеть на погребальной ладье Харона, где мертвые безмолвно слушают скрип уключин и плеск темной воды.
Встревоженный, я натянул непросохшие чулки и кюлоты и начал заряжать под лунным светом пистолет. Когда полочка кремневого замка щелкнула, мой слуга хриплым со сна голосом спросил, что случилось.
— Я хочу спуститься вниз. Кто-то ходит вокруг дома, — отвечал я ему. — Только тихо, не разбуди хозяев.
Сон окончательно покинул Джеймса, и он заметил, что этот дом собран из такого хлама, что удивительно, как его вообще не сдуло ветром и не смыло дождем. Если случится что-то нехорошее, мрачно добавил он, защиты от этих стен можно не ждать. Впрочем, мой совет не пропал втуне, и Джеймс говорил еле слышно, даже мне было трудно разобрать его слова.
Он быстро оделся, не забыв посетовать на мокрые вещи, и через пять минут был уже готов. Я еще раз посмотрел в окно: огонек дрожал уже в другом месте, чуть левей.
Мы вышли в коридор, где стояли наши туфли и лежал сыр. По правде, я надеялся, что хозяева украдут его и, конечно, не собирался им в этом препятствовать, но, похоже, им он тоже не внушил теплых чувств. Сыр вонял пуще прежнего (сырая погода шла ему на пользу), и я поспешил спуститься. Джеймс шел за мной; я спиной ощущал его неодобрение.
Облака окончательно рассеялись. Луна неторопливо плыла с другой стороны дома, и мы, выйдя из дверей, оказались в глубокой тени, скрытые от чужих глаз. Сейчас деревня показалась мне заброшенной: ни единой собаки, ни признака человеческого присутствия.
Джеймс невежливо толкнул меня в бок, и я увидел, как появляются огоньки в лесу: один за другим, гаснут, колеблются, танцуют. Они плыли на высоте человеческого роста, и Джеймс уже запыхтел, прицеливаясь, когда меня вдруг осенило.
— Ignis fatum! — воскликнул я и звонко ударил себя по лбу.
— Что-о?
— Болотные огоньки, Джеймс, — значительно пояснил я и спрятал оружие за пояс. — Это не люди, это... это просто огни.
— Бесовские, что ли?
— Кто-то называет их и так, — мне стало смешно от своей сосредоточенности и глупой мысли, что нас окружают какие-то люди. — Наверняка есть какое-то научное объяснение.
— У нас говорили, что это мертвые, — я так и видел, как он упрямо выпячивает нижнюю губу. — Неправедно убитые. Бродят в поисках упокоения.
— Что за вздор! Хорошему христианину не стоит в это верить. Кто здесь мог кого убить?
— Для мертвых дороги не проблема... Моя бабка-то мертвецов видала, как я вас вижу сейчас, и мне рассказывала, вот так-то.
— Но сейчас-то ты меня не видишь.
Ответом мне было неразборчивое ворчание, и слуга спрятал пистолет.
Удивительное и величественное зрелище представилось нашим глазам. Темнота и белая дорога, звезды на небе и звезды в лужах и свет множества свечей, как будто невидимки бродят по лесу: мне казалось, что я сам превратился в призрака, во всяком случае, на какое-то время я потерял осознание себя.
Не помню, как долго мы там стояли, но ночной холод пробрал нас до костей, и мы, подавленные и просветленные, отправились назад, досыпать свои сны.
У лестницы я остановился. Кто-то расхаживал наверху.
— Они спят, — глухо проговорила жена хозяина, и от неожиданности я вздрогнул.
— Точно? Я слышал шаги. Не сбежали ли эти мистеры часом?
Хозяин вложил столько злобы и ненависти в свои слова, что мне стало не по себе. Я оглянулся на Джеймса, и он пожал плечами.
— Не сбежали. Воняет их туфлями, сам понюхай, не чуешь, что ль? Куда б они босиком по болоту-то, а?
— Хорошо-о, — как-то сыто булькнул хозяин. — Давай кончать, что ли.
Именно в этот момент ко мне пришло отчетливое понимание, что хозяин имеет в виду: кончать с нами, — и пока я колебался, что делать дальше, сверху донесся злобный крик.
— Их тут нет! Чертовы сэры! А я говорил тебе, говорил, тупая овца, что слышал, как они ушли! Что нам теперь жрать?
— Заткнись, развылся, как баба, — осадила его почтенная супруга. — Надо их догнать, не могли они уйти далеко.
— Мистер Ливси, — шепнул мне Джеймс, который, разумеется, тоже слышал этот разговор, — давайте застрелим их прямо тут, на лестнице?
— Нет, — отвечал я. — Мы сделаем получше...
С этими словами я скинул камзол. Рукава подхватил Джеймс, и я приказал ему встать с другой стороны лестницы, а сам крепко взялся за полу одежды: теперь тот, кто спустится первым, не заметит в темноте ловушки и упадет. Так и случилось, и даже лучше, чем я думал: оба так резво неслись по лестнице вслед за своими жертвами, что попались в сеть вместе. Крепкая ткань выдержала, и хозяин даже успел что-то крякнуть, прежде чем сверху на него навалилась туша его жены. Я ткнул кого-то из них пистолетом в бок, желая предупредить, что не побоюсь стрелять, но от истошного крика Джеймса моя рука дрогнула, и раздался выстрел.
Запахло порохом и обожженной плотью, и мне пришлось отскочить прочь. Я ждал нападения, но никто не шевелился — только Джеймс удивительно детским голосом звал свою мать.
Не выдержав этой пытки ожиданием, я вытащил кремень и огниво, оторвал кусок от рубахи, и после нескольких попыток мне удалось поджечь его, чтобы осмотреться вокруг.
Хозяин, похоже, был мертв, на его теле лежала жена с раной в животе, куда попала пуля. В руке у нее все еще был зажат мясницкий нож, и одного взгляда мне хватило, чтобы понять: именно им нас собирались прикончить, и, к сожалению, чертова баба успела добраться до моего молочного брата.
Лоскут от рубашки догорел, обжегши мне пальцы, и, признаться, несколько мгновений я просто не знал, что делать. Иногда мне и сейчас снится кошмарный сон, что я опять стою в том проклятом доме, и тусклый огонек в моей руке гаснет, и я не могу пошевелить ни единым членом, только во сне я уже знаю, что случилось дальше.
Надеюсь, вы простите меня, если я опущу подробности, как попытался вытащить Джеймса наружу, как он мучительно умирал, а я мог только помолиться с ним и за него, потому что все мое докторское искусство было бесполезно при такой ране, хоть я и перевязал его. Помните, мы говорили о тех моментах жизни, которые искривляют душу, как изуродованное деревце? Вот тут-то он и был.
Безумные огни исчезли, и я не заметил, как и когда это случилось; и на рассвете небо вновь затянуло хмарью. Я был один, среди мертвецов, в заброшенной деревне, последние жители которой нашли свою смерть в подвале у этих нелюдей, пожиравших от бедности человечину. Не уверен, что нужно винить только их; думаю, немало и нашей вины есть в том, что бедняки порой окончательно теряют человеческий облик. Но вы знаете сами, ни лендлордам, ни парламенту нет до этого дела.
Я же точно знаю одно: если бы не сыр, я почуял бы запах мертвечины раньше, как только мы пришли. Но если бы не сыр, убийцы кинулись бы за нами в погоню, как только мы вышли во двор.
Можно считать, мой дорогой друг, что сыр в табакерке — это мой талисман, моя совесть и мое спасение. И мне бы очень хотелось, чтобы весь наш разговор остался между нами.
Название: Кафры, кофры и родители
Бета: olya11
Канон: Луи Буссенар «Похитители бриллиантов»
Размер: мини, 1362 слова
Персонажи: Александр Шони, Анна де Вильрож (Смитсон), Жозеф, Александр де Вильрож
Категория: джен, постканон
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: иногда не стоит недооценивать собственных родителей
+++
Семилетний Александр твердо решил убежать из дома в Африку, когда мама наказала его за то, что он напоил кошку Чернуху сливками, которые предназначались ему на воскресный завтрак.
Готовился к побегу он основательно: за завтраком прятал под рубашку белый батон, который сушил потом в своем ящике с игрушками, пару раз наведался в кладовую за вяленым мясом, маслом и сыром, вырезал из ветки вяза походную трость и взял из кабинета отца книгу «Полезные советы путешественникам» Лафера.
Масло и сыр обнаружила и слопала Чернуха, трость сломалась при опытном прыжке с крыши на стог сена, а в «Полезных советах путешественникам» почему-то писали только про цены на поезда и что за границей можно есть.
Но отступать было некуда, поэтому в путь Александр отправился налегке, сразу после завтрака, надев свой воскресный костюм. С собой он взял только хлеб и мясо в холщовом мешке, который удалось выменять у сына галантерейщика на две катушки-свистульки.
За оградой поместья он свободно вздохнул и первым делом упал на траву — мама не разрешала ему пачкать его сюртучок и лежать на траве. Наблюдать за букашками оказалось интересно, но утомительно: солнце парило вовсю, и через два часа Александр уже шел через темный перелесок у Мельничного ручья, отмахиваясь веткой от комаров.
— Я — рыцарь, — шепотом сказал он сам себе, чтобы прогнать страх: никогда еще он не заходил так далеко от дома. — Рыцарь, который идет спасти бедняков, попавших в беду. На меня нападают драконы, но я всех победю.
Он зажмурился и представил себя в блестящих латах. Верный оруженосец держал корону рядом с ним, а поверженное чешуйчатое чудовище ревело под его ногами; пусть его рев и был похож на гул мельницы.
— Ты принесло сюда зло, адское создание, — отчеканил рыцарь-граф, указывая мечом на чудовище. — Я покараю тебя!
— Бригантина не сдается, — прорычало чудовище. Имя ему подходило: такое же жесткое, противное и шершавое.
Александр зажмурился (рыцарь-граф же, наоборот, широко распахнул глаза) и ткнул веткой (на самом деле это был меч) перед собой.
— Умри, Бригантина! — воскликнул он грозно.
Но Бригантина внезапно насмешливо хмыкнула и ответила густым басом:
— Извини, друг, но здесь нет моря, чтобы можно было утонуть. Осторожней с веткой. Выколешь глаз — нового не будет.
Александр чуть приоткрыл веки. Солнце проникало сквозь листву, но светловолосый громадный незнакомец остался в тени. Он заложил руки за кушак и насмешливо смотрел на Александра сверху вниз.
— Извините, — прошептал мужественный граф-рыцарь, шмыгнул носом и потупился.
— А если бы ты встретил льва, ты бы тоже извинился?
— Ну да, льва... Здесь даже волков нет.
Великан положил ему руку на плечо.
— А ты что, хочешь встретиться с волками? Что ты с ними сделаешь?
— Напугаю их и прогоню, — честно ответил Александр. — А вы кто такой?
— Я-то? Я — путешественник.
— А вы были в Африке? — обеспокоенно спросил Александр.
— Конечно, был. А зачем тебе Африка?
Александр недоверчиво взглянул на незнакомца, а потом обернулся, точно его мог кто-то подслушать, но только малиновка перелетела с одного дерева на другое.
— Я туда убежал, — страшным шепотом проговорил он. — Но это тайна.
— Тайна... — повторил путешественник без улыбки. — А мать тебя отпустила?
Александру сразу стало скучно.
— Нет, — хмуро ответил он и отвернулся. — И вообще, это не ваше дело, — пробормотал он невежливо вполголоса: вряд ли это какой-то знатный человек, уж больно одежда пыльная.
— Может быть, я как раз ищу спутника в путешествие, — спокойно ответил незнакомец. — Как мне его забрать без разрешения матери? Только надо, чтобы он был посильней и постарше.
— Чего это? — совсем обиделся Александр. — Я могу пропрыгать на одной ноге от дома до ограды и не устану. И еще я в цветах разбираюсь... И в насекомых. И год учился фехтовать, и прочел первый том энциклопедии, и знаю, как выжить на необитаемом острове с одним только слугой! — заодно выпалил он, подумал и вздохнул: — Только мама меня не отпустит.
— Мама-то? — великан почему-то усмехнулся. — А я за тебя попрошу. Если сейчас вернуться, то тебя и не выпорют.
— Пусть только попробуют! А вы меня не обманываете?
— Я же не могу обмануть такого серьезного человека.
Александру стало хорошо, и он взял незнакомца за руку и потянул за собой. Он степенно вышагивал рядом с великаном, чувствуя гордость от того, что его наконец-то принимают за равного и взрослого. Улыбка то и дело наползала ему на лицо, несмотря на то, что внутри себя он клялся быть невозмутимым, как Роланд или хотя бы как сын мельника, который мог загнать себе под кожу булавку и не пикнуть.
— А расскажите про Африку, — попросил Александр.
— Разве тебе не рассказывают о ней дома?
За этот наивный вопрос чужак удостоился презрительного взгляда, который бы сделал честь самому Кожаному Чулку.
— Дома у нас! — с пренебрежением заметил Александр. — Папа и мама никогда не поймут, что значит путешествовать! Они ездили только на воды!
В последнее слово он вложил всю свою ненависть к обыденному. Разве можно сравнить поездку на воды (одно это слово звучало отвратительно и напоминало о визитах старенького доктора, после которых обязательно прописывались мерзкие ванны) с джунглями Африки, где бегают страусы, львы и тигры?
— На воды — страшное дело, — подтвердил великан. На один его шаг приходилось три шага Александра. — У меня есть друг, он в юности тоже сбежал из дома, чтобы отправиться навстречу приключениям. Поверишь или нет — но он нашел груду алмазов и разбогател.
— Груду алмазов! А он стрелял по неграм?
— Нет, больше по белым.
Александр даже остановился.
— Почему?
— Потому что они были плохие.
— А негры?
— А негры, если не людоеды, то хорошие.
— Лю-до-еды? — зачарованно проговорил Александр. Дыхание у него перехватило: вот повезло же кому-то! А тут если только захочешь почитать про людоедов и дикарей и тихо сесть в уголке с книгой месье Верна, тебя обязательно позовут играть с сестренкой или ехать в гости, где надо улыбаться и носить тугой воротничок и колючие чулки.
— Да. А вместо яичницы и булочки на завтрак они едят мясо буйвола с гусеничным салатом.
— А как вы познакомились с вашим другом? — спросил Александр восторженно, крепче хватаясь за руку своего нового приятеля.
— Мы вместе учились, потом мой отец умер, оставив долги. Я первый поехал в Африку... Поработать на приисках. Тяжкая и утомительная работа. Зато какая радость была найти алмаз!
— Ваш друг там их нашел?
— О нет, держи карман шире! Он нашел там сначала жену, когда валялся раненый в пустыне, а она привела его к сокровищам кафров. А некоторые белые хотели повесить голову моего друга перед своим домом, потому что они любили его жену.
Александр задумался. «Кафры» звучало похоже на название чемодана, и он представил, как друг неизвестного господина и его жена находят в большой яме кофры с алмазами. Алмазы блестели, как свежевымытые окна.
— Но он их наказал?
— Конечно. И англичан, и буров.
— Моя мама тоже англичанка, — буркнул он, но не слишком угрюмо, потому что представил себя на коне, топчущего врагов.
— И ничего страшного в этом нет.
Они вышли из леса; дорога вильнула и поднялась на холм. Поместье отца отсюда напоминало большой красный леденец, а чуть дальше виднелся ручей, на лугах цвела сиреневая лаванда, и где-то там на горизонте тонкой темной полосой виднелся лес. Позади упоенно заливался дрозд и какое-то насекомое скрежетало в траве. На камне грелся уж, и, как только они подошли ближе, змея бесшумно скользнула прочь.
У ворот их уже ждала мама, обеспокоенная и злая; одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять, что она сильно за него испугалась. Старый слуга Жозеф невозмутимо сидел на изгороди рядом с ней и вырезал очередную ложку из липовой заготовки.
Александр спрятался за своего провожатого, готовый дать деру.
— Александр! — наполовину возмущенно, наполовину удивленно воскликнула мама, и провожатый вздрогнул.
Жозеф уронил чурбачок, и Александр зажмурился, ожидая порки.
— Это же месье Александр! Бот уж месье Альвер оврадуется! Где же бы выли бсе это бремя?
— Я гулял, — пискнул он, но его голос заглушил низкий голос его спутника.
— Немного путешествовал, Жозеф. А ты совсем не изменился! Вот, встретил вашего ненаглядного отпрыска, Анна. Он пошел по стопам моего лучшего друга, своего отца — собрался бежать в Африку.
— В Африку! — мама почему-то рассмеялась и уже совсем другим голосом приказала: — Выходи, Александр, я на тебя почти не сержусь, но ты останешься без сладкого.
Но Александр не двигался с места. Открыв рот, он во все глаза смотрел на мать.
— То есть вы охотились за кофрами с сокровищами, а мне ничего не говорили? — наконец обиженно произнес он.
— Разве ты не помнишь, что твой дед проповедник? Твоя мать щебечет с неграми, как священник с прихожанами, — заметил мирно гость. — Попроси ее сделать гусеничный салат, и ведь она сможет! Эй, погоди! Куда ты?
Но Александр, красный от стыда, уже бежал со всех ног домой, чтобы спрятаться в своей кровати от насмешек.
Название: Загадка сыра из табакерки
Бета: olya11
Канон: Р.Л. Стивенсон «Остров Сокровищ»
Размер: мини, 1828 слов
Персонажи: доктор Ливси, разные оригинальные персонажи
Категория: джен, преканон
Жанр: приключения, POV, крипи
Рейтинг: G
Краткое содержание: ответ на вопрос, почему доктор Ливси носит с собой сыр в табакерке, которым он накормил страждущего Бена Ганна
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей
+++ ...Это долгая история, друг мой. Как-то раз кусочек пармезана спас мне жизнь, и с тех пор я ношу его с собой; мало ли, когда еще надо будет спасаться?
Я думаю, вы не раз замечали, что сыр, полежав в тепле, начинает пахнуть казармой и туфлями, выставленными на ночь за дверь проветриваться. Это его неприятное свойство и помогло мне, как бы невероятно это ни звучало. Однажды (это было еще в те времена, когда я ходил в помощниках у старого доктора Фозергилла — можете себе представить, как я был еще юн и наивен!) мне пришлось заехать по делам в дикий край, на север ***шира: люди, как вы помните, там злы, точно волки, и бедны, как церковные крысы.
Погода в тот день была преотвратная, и дороги в этом Богом забытом краю размыло так, словно завтра небеса обещали разверзнуться и исторгнуть из себя новый потоп, но на сей раз не было рядом Ноя, готового принять на борт своего ковчега по паре каждой Божьей твари. Джеймс, мой слуга, склонный и без того сетовать на жизнь, окончательно пал духом, и две мили мы плелись, перемешивая грязь, которая кое-где доходила мне до колена. Как назло, в уплату моих трудов мне достался ярд манчестерского сукна (оно-то было как раз кстати) и головка сыра. Признаться, я не считал себя любителем сыра, оттого этот подарок вызвал у меня скорее досаду; да и ходить со зрелым сыром в обнимку напоминало мне о покойницкой для бедняков. Во времена нашей бурной юности мне частенько приходилось помогать дяде, поэтому я узнал бы этот запах на расстоянии мили. Думаю, вы понимаете, как сильно было мое намерение выкинуть этот сыр в первую же попавшуюся лужу: пусть головастики и водомерки лакомятся этим изысканным блюдом. Но меня остановил Джеймс, и с возмущением, свойственным жителям Глазго, как только речь заходит о мирских благах, начал доказывать, что едой брезговать нельзя и нельзя ею разбрасываться. Я был слишком усталым, чтобы спорить, потому предпочел промолчать: нести мокрый и вонючий сыр, извлеченный из лужи, мне хотелось еще меньше, чем только вонючий.
Когда мы увидели таверну на отшибе какой-то деревни, уже темнело, и не было смысла идти дальше. За мутным стеклом окна горел слабый огонек, и вкусно пахло мясной похлебкой. В тот момент мне даже не пришло в голову, откуда у этих бедняков мясная похлебка; я был столь вымокшим и голодным, что мне не хотелось ни о чем думать. По лицу Джеймса было заметно, что и его одолевает страсть к теплу и еде, и, не сговариваясь, мы прибавили шаг.
Хозяин напоминал злого эльфа-из-под-холмов; во всяком случае, такими мне описывали их в детстве: низенькая, скрюченная фигура, мелкие черты лица, грязный платок на голове, скрывавший засаленные волосы... Жена (или это была служанка, сейчас мне трудно припомнить) была его противоположностью по телосложению — крупная, громкая, — но, увы, не по привычкам.
Нас приняли хорошо, но я так устал, что съел лишь немного хлеба, не притронувшись к похлебке. Джеймс последовал моему примеру, и мы вскоре отправились в постель. Она здесь оказалась одна: такая грязная, узкая и неудобная, что мы долго ворочались, пытаясь хоть как-то на ней устроиться. На наше счастье, тут почти не было насекомых, но, положа руку на сердце, я уверен, что и королева Бесс, которая, по слухам, бывала в каждой английской таверне, не брезгуя ничем, преисполнилась бы негодованием, случись ей оказаться здесь.
Проснулся я оттого, что дождь закончился и яркая луна заглядывала в низенькое оконце. Но может быть, на самом деле сон исчез оттого, что мой слуга лягнул меня ногой в ухо. Вы же помните, что он мой молочный брат, и я не стал на него сердиться, привычный к его непростому характеру. Я попробовал уснуть, но сон бежал от меня, как от прокаженного, — не помогали ни псалмы, ни счет до двухсот: наоборот, я чувствовал себя все бодрей и бодрей.
В доме было тихо, и только Джеймс похрапывал, срываясь на жалобный присвист. Я смирился со своим незавидным положением и начал было размышлять о грядущей поездке в Кент, где мне обещали показать удивительную коллекцию уродств, но почти сразу что-то отвлекло мое внимание.
Шорох. Шорох под окном.
Сначала я подумал о лисе, которая решила пробраться в курятник, но вспомнил, что у хозяев нет никакого курятника. Бродячий пес? Но собаки не могут долго хранить полное молчание. Заинтригованный, я поднялся с постели и, стараясь не шуметь, подошел к подслеповатому окошку.
Увидеть что-то сквозь него оказалось нелегко, и все, что мне удалось разглядеть, — огонек свечи, удивительно бледный, какой-то неживой, словно огонь потустороннего мира. Я до сих пор думаю, что подобное пламя можно увидеть на погребальной ладье Харона, где мертвые безмолвно слушают скрип уключин и плеск темной воды.
Встревоженный, я натянул непросохшие чулки и кюлоты и начал заряжать под лунным светом пистолет. Когда полочка кремневого замка щелкнула, мой слуга хриплым со сна голосом спросил, что случилось.
— Я хочу спуститься вниз. Кто-то ходит вокруг дома, — отвечал я ему. — Только тихо, не разбуди хозяев.
Сон окончательно покинул Джеймса, и он заметил, что этот дом собран из такого хлама, что удивительно, как его вообще не сдуло ветром и не смыло дождем. Если случится что-то нехорошее, мрачно добавил он, защиты от этих стен можно не ждать. Впрочем, мой совет не пропал втуне, и Джеймс говорил еле слышно, даже мне было трудно разобрать его слова.
Он быстро оделся, не забыв посетовать на мокрые вещи, и через пять минут был уже готов. Я еще раз посмотрел в окно: огонек дрожал уже в другом месте, чуть левей.
Мы вышли в коридор, где стояли наши туфли и лежал сыр. По правде, я надеялся, что хозяева украдут его и, конечно, не собирался им в этом препятствовать, но, похоже, им он тоже не внушил теплых чувств. Сыр вонял пуще прежнего (сырая погода шла ему на пользу), и я поспешил спуститься. Джеймс шел за мной; я спиной ощущал его неодобрение.
Облака окончательно рассеялись. Луна неторопливо плыла с другой стороны дома, и мы, выйдя из дверей, оказались в глубокой тени, скрытые от чужих глаз. Сейчас деревня показалась мне заброшенной: ни единой собаки, ни признака человеческого присутствия.
Джеймс невежливо толкнул меня в бок, и я увидел, как появляются огоньки в лесу: один за другим, гаснут, колеблются, танцуют. Они плыли на высоте человеческого роста, и Джеймс уже запыхтел, прицеливаясь, когда меня вдруг осенило.
— Ignis fatum! — воскликнул я и звонко ударил себя по лбу.
— Что-о?
— Болотные огоньки, Джеймс, — значительно пояснил я и спрятал оружие за пояс. — Это не люди, это... это просто огни.
— Бесовские, что ли?
— Кто-то называет их и так, — мне стало смешно от своей сосредоточенности и глупой мысли, что нас окружают какие-то люди. — Наверняка есть какое-то научное объяснение.
— У нас говорили, что это мертвые, — я так и видел, как он упрямо выпячивает нижнюю губу. — Неправедно убитые. Бродят в поисках упокоения.
— Что за вздор! Хорошему христианину не стоит в это верить. Кто здесь мог кого убить?
— Для мертвых дороги не проблема... Моя бабка-то мертвецов видала, как я вас вижу сейчас, и мне рассказывала, вот так-то.
— Но сейчас-то ты меня не видишь.
Ответом мне было неразборчивое ворчание, и слуга спрятал пистолет.
Удивительное и величественное зрелище представилось нашим глазам. Темнота и белая дорога, звезды на небе и звезды в лужах и свет множества свечей, как будто невидимки бродят по лесу: мне казалось, что я сам превратился в призрака, во всяком случае, на какое-то время я потерял осознание себя.
Не помню, как долго мы там стояли, но ночной холод пробрал нас до костей, и мы, подавленные и просветленные, отправились назад, досыпать свои сны.
У лестницы я остановился. Кто-то расхаживал наверху.
— Они спят, — глухо проговорила жена хозяина, и от неожиданности я вздрогнул.
— Точно? Я слышал шаги. Не сбежали ли эти мистеры часом?
Хозяин вложил столько злобы и ненависти в свои слова, что мне стало не по себе. Я оглянулся на Джеймса, и он пожал плечами.
— Не сбежали. Воняет их туфлями, сам понюхай, не чуешь, что ль? Куда б они босиком по болоту-то, а?
— Хорошо-о, — как-то сыто булькнул хозяин. — Давай кончать, что ли.
Именно в этот момент ко мне пришло отчетливое понимание, что хозяин имеет в виду: кончать с нами, — и пока я колебался, что делать дальше, сверху донесся злобный крик.
— Их тут нет! Чертовы сэры! А я говорил тебе, говорил, тупая овца, что слышал, как они ушли! Что нам теперь жрать?
— Заткнись, развылся, как баба, — осадила его почтенная супруга. — Надо их догнать, не могли они уйти далеко.
— Мистер Ливси, — шепнул мне Джеймс, который, разумеется, тоже слышал этот разговор, — давайте застрелим их прямо тут, на лестнице?
— Нет, — отвечал я. — Мы сделаем получше...
С этими словами я скинул камзол. Рукава подхватил Джеймс, и я приказал ему встать с другой стороны лестницы, а сам крепко взялся за полу одежды: теперь тот, кто спустится первым, не заметит в темноте ловушки и упадет. Так и случилось, и даже лучше, чем я думал: оба так резво неслись по лестнице вслед за своими жертвами, что попались в сеть вместе. Крепкая ткань выдержала, и хозяин даже успел что-то крякнуть, прежде чем сверху на него навалилась туша его жены. Я ткнул кого-то из них пистолетом в бок, желая предупредить, что не побоюсь стрелять, но от истошного крика Джеймса моя рука дрогнула, и раздался выстрел.
Запахло порохом и обожженной плотью, и мне пришлось отскочить прочь. Я ждал нападения, но никто не шевелился — только Джеймс удивительно детским голосом звал свою мать.
Не выдержав этой пытки ожиданием, я вытащил кремень и огниво, оторвал кусок от рубахи, и после нескольких попыток мне удалось поджечь его, чтобы осмотреться вокруг.
Хозяин, похоже, был мертв, на его теле лежала жена с раной в животе, куда попала пуля. В руке у нее все еще был зажат мясницкий нож, и одного взгляда мне хватило, чтобы понять: именно им нас собирались прикончить, и, к сожалению, чертова баба успела добраться до моего молочного брата.
Лоскут от рубашки догорел, обжегши мне пальцы, и, признаться, несколько мгновений я просто не знал, что делать. Иногда мне и сейчас снится кошмарный сон, что я опять стою в том проклятом доме, и тусклый огонек в моей руке гаснет, и я не могу пошевелить ни единым членом, только во сне я уже знаю, что случилось дальше.
Надеюсь, вы простите меня, если я опущу подробности, как попытался вытащить Джеймса наружу, как он мучительно умирал, а я мог только помолиться с ним и за него, потому что все мое докторское искусство было бесполезно при такой ране, хоть я и перевязал его. Помните, мы говорили о тех моментах жизни, которые искривляют душу, как изуродованное деревце? Вот тут-то он и был.
Безумные огни исчезли, и я не заметил, как и когда это случилось; и на рассвете небо вновь затянуло хмарью. Я был один, среди мертвецов, в заброшенной деревне, последние жители которой нашли свою смерть в подвале у этих нелюдей, пожиравших от бедности человечину. Не уверен, что нужно винить только их; думаю, немало и нашей вины есть в том, что бедняки порой окончательно теряют человеческий облик. Но вы знаете сами, ни лендлордам, ни парламенту нет до этого дела.
Я же точно знаю одно: если бы не сыр, я почуял бы запах мертвечины раньше, как только мы пришли. Но если бы не сыр, убийцы кинулись бы за нами в погоню, как только мы вышли во двор.
Можно считать, мой дорогой друг, что сыр в табакерке — это мой талисман, моя совесть и мое спасение. И мне бы очень хотелось, чтобы весь наш разговор остался между нами.
@темы: монолит снов
-
-
20.11.2014 в 03:21-
-
21.11.2014 в 12:56-
-
23.11.2014 в 01:26