[Quiterie]

Из архивных дневников В.О. Богомолова (творческий метод).

Октябрь 1951 г. — Задумал написать приключенческую повесть для юношества. Тема старая, а повесть будет новой.
Ноябрь 1951 г. — Начал писать и обдумывать повесть для юношества, отдельные главки (три) уже готовы.
31 декабря 1951 г. — Разобрал материалы повести «Осенью сорок четвертого». Горы бумаги, все, кажется, ясно, а за «стол» сесть трудно. Нужна повседневная тренировка, хотя бы — два часа, но каждый день.
4 августа 1952 г. — Пишется тяжело, самое трудное — биографические экспозиции (прошлое) героев. Как ни стараюсь, получается публицистика (язык очерка). Основательно ознакомился с журналом «Литературная учеба» за 1938–41 гг., сделал много полезных выписок.
18 сентября 1952 г. — Надо изменить мой «творческий метод». Нужно писать понемногу, все главы «начерно», потом снова писать и дописывать, но не работать над одним куском сутками, отделывая каждую строчку. Этим займись потом, а сейчас медленно и упорно тянуть все главы понемногу.
1–7 октября 1952 г. — Работал над повестью. Двигается очень медленно, буквально на несколько строк в день. Почему так? Надо оторваться от материала, отойти в сторону. А когда погружаешься в эпизод, то дело идет туго. В Библиотеке им. Ленина просмотрел «Огонек» и газеты за 1944 год. Для книги полезного нашел очень мало, но занятие само по себе очень нужное и полезное. В дальнейшем при работе над произведениями нужно будет обязательно заглядывать в газеты и журналы военного времени.
14 октября 1952 г. — Сделал очень неплохую сцену, однако экспозиция героев разрастается сверх меры. Не дай бог, моя повесть будет грешить многословием.
Декабрь 1952 г. — Работал над повестью, но уже с меньшим успехом. Это, очевидно, дело настроения и обстановки. Надо больше думать над каждой сценой. Вот сделал страничку, работал не один день, а теперь посмотрел — и не нравится, и марать дальше просто не решаюсь: а вдруг напорчу? Читал о собаках и собаководстве. Не так уж интересно, но нужно для одной из глав книги.
3 июля 1953 г. — Есть хорошие озарения для повести.
16 сентября 1953 г. — Сегодня случайно обнаружил, что действие повести, которую я пишу, происходит на границе Белоруссии и Литвы — левобережье Немана, то есть там, куда поехала отдыхать моя сестра — в Друскеники. Так как я не смогу в этом году там побывать, срочно отправил ей письмо с просьбой внимательно посмотреть, запомнить и записать то, что мне пригодится для работы, и не со слов экскурсоводов, а как живое восприятие очевидца:
1. Характерные черты, детали, приметы тех мест (в строениях, селениях, дорогах и людях). Характерное и типичное только для тех мест.
2. Лес. Какие породы деревьев, густота и вид его в начале и конце сентября.
3. Характерное во внешнем виде маленьких станций (Поречье, Саново, Марциканцы, Варена и т.д.).
4. Внешний вид деревень, особенно характерные признаки домов этой местности. Отличие от России.
5. Правобережье и левобережье Немана в этом районе.
6. Фотографии тех мест, любые открытки — современные или старинные.
25 сентября 1953 г. — Прочел несколько книжек о разведке и контрразведке: это или воспоминания профессионалов начала века, но чаще — развесистая клюква. Уяснил для себя главное — как не надо писать свою повесть.
Сентябрь 1954 г. — Поездка моя в Белоруссию была утомительной, но привез много материалов и впечатлений. Исписал около 300 страниц.
Ноябрь 1954 г. — Вчерне выстроил план и композицию первой части повести «Позывные КАОД». Окончательно определил основные персонажи: Алехин, Таманцев, Блинов, Егоров, наделив каждого плотью, характером, мыслями и конкретными действиями.
Ну, ребята, — теперь работайте!

Весна 1956 г. — Интенсивно работал в библиотеках и прочел много книжек о войне, разведке. Не впечатлен. В художественном отношении очень слабые. В большинстве из них — надуманные коллизии, сюжеты малоправдоподобные; отсутствуют «окопные запахи», «малая пахота» — поверхностное, бледное изображение действительности; язык неважный, часто встречаются затасканные, «легкие» сочетания слов; довольно серые, очевидно «кабинетные», пейзажи; громкие и неверные диалоги. Там же, где автор приплетает действия разведчиков в тылу у немцев, сразу начинается дурное сочинительство — литературщина.
Но для повести нужно — и ты читаешь! Удивляешься однообразию сюжетов и положений. Очевидно, есть вещи, написанные на литературном фундаменте, под впечатлением прочитанного, а не увиденного и пережитого. О неизвестном не надо писать! Нужно писать только о том, что ты знаешь сам и знаешь эту проблему лучше всех! Я еще и еще раз убеждаюсь в этом и смогу совершенно по-новому написать повесть.
3 июля 1956 г. — Определил для себя при работе над повестью главные положения, которым должен следовать и придерживаться, чтобы избежать наиболее частых штампов в детективной литературе.

А. Главные мысли по перестройке, доработке и усилению повести

1. Дать (с самого начала) не менее трех версий, причем Павловского ввести раньше Николаева и Сенцова.
Эти три версии должны существовать и поддерживаться до самого конца, всеми усилиями, даже в последнем эпизоде задержания (на поляне) подлинных шпионов.
2. Некоторые главки (желательно короткие) делать от первого лица, а именно от лица Блинова, Алехина, Егорова, Таманцева. При этом совершенно необходимо индивидуализировать язык и лексику. Сделать все, чтобы проявились и выказались характеры и судьбы героев.
В этих главках от лица персонажей они должны высказывать свои мысли, предположения и сомнения.
3. Для создания напряжения и ощущения опасности Таманцева должны в лесу (в самом начале) обстрелять. С той же целью Алехина, очевидно в последней главке, необходимо убить.
С той же целью отдельные тропы в лесу минированы (разведчики натыкаются на мины и, по необходимости, обезвреживают их).
4. Все откровения Алехина и Таманцева (о себе), а может, и других (Егорова), не давать в начале, а дать не раньше середины повести.
5. Сделать второстепенных персонажей — Аникушина, Гролинскую, Шевчука и других — полнокровными образами. Показать через них время, обстановку, войну, меняющую и калечащую судьбы людей.
6. Использовать прием замедления: изложение ситуации, доведенное до большого напряжения, прерывать описанием других обстоятельств (документы, отступления), которые в свою очередь обрываются. Каждое действие в повести непременно должно быть мотивировано.
7. Задействовать прием ложной развязки: острая ситуация как будто разрешается, внимание готово снизиться, но вдруг выступают новые обстоятельства — и все меняется.
8. Прием литературной техники: в середине повествования отношение к вещам, благодаря изменившемуся положению, само изменяется, и вещь осмысливается внезапно совершенно другим образом.
9. Подготовка должна начинаться издалека, применение ее обусловлено важностью подготовляемого момента, и здесь лучше использовать косвенные пути подготовки.
10. Из всех видов «тайн» наиболее интересным для построения напряженного действия является тот случай, когда читатель знает все о действующих лицах — и об опасностях, и о радостях, их ожидающих, хотя сами герои этого не знают...
11. Не допускать никаких искажений в деталях, повесть должна убеждать жизненной правдой.
12. Для диалога: культура абзаца, культура фразы.
13. Емкость и плотность прозы определяется не только художественной изобразительностью, но и драматургией, а также информативностью каждой главы, каждого эпизода и, более того, по возможности каждого абзаца.

В. Основные положения при работе над детективной повестью

Наиболее частый недостаток современной приключенческой литературы — отсутствие человека, точнее — героя.
Стремиться, чтобы диалог был везде жизненным, естественным, а не носил служебный, информационный характер.
Главное — раскрыть характеры людей, чьи проницательные решения сложных задач должны возбуждать жгучий интерес читателя.
По возможности наделить героев большими чувствами и глубокими мыслями.
Одной любви к своим героям мало, необходимо дать им внешность, индивидуальные характер и привычки.
Необходимо знать своих героев с ног до головы, уметь представить их в любой обстановке, в любом положении.
Стремиться показать волю и находчивость героев, их быстроту и выносливость, хладнокровие и отвагу, настойчивость и самообладание.
Диалог персонажей, быстрый, живой и занимательный, должен вытеснить скучный, поучающий авторский монолог.
Главное — это раскрытие тайны, связанное с опасностью, с борьбой, с проявлением мужества, находчивости, упорства, наблюдательности.
Привлечь внимание читателя не острым положением, а тем, как герои проявляют себя в таких ситуациях.
Война должна быть самым главным и ответственным героем повести.
При работе с документами необходимо отмечать, откуда, из какого источника добыто сведение, — самое основное правило достоверности.
Для конкретного эпизода используй личный реальный опыт.
Избегать штампов — седовласый генерал, выступающий в роли, так сказать, духовного отца; полковник — передаточная инстанция; капитан (или майор) — основное исполняющее лицо и лейтенант — начинающий и ошибающийся чекист, образно выражаясь, на «подхвате».
Иметь и поддерживать в себе большой интерес к проблеме и горячее желание разрешить ее. Это стимулирует работу мозга.
Проблема должна быть четко определена — ясно сформулированный вопрос содержит в себе половину ответа.
От характера развязки зависит и характер завязки, конец диктует начало.
Хороший детектив учит логическому мышлению, наблюдательности, умению сопоставлять и анализировать факты, строить и тщательно анализировать гипотезы. Настоящий детектив учит благородству, смелости, честности, преданности своему делу.
Сюжет повести должен вжиться в реальную обстановку и атмосферу, что позволит войти в образ каждого участника для понимания их внутреннего мира и мотивации их поступков. Точность изображения — первый признак художественной правды.
Из этого и исходи!
...Есть писатели умные, другие — вкладывают душу в произведение. А у меня ничего нет, и я пишу жопой. Нужно продумать свой сюжет, прочувствовать его. Хорошо пишешь то, что чувствуешь и знаешь лично. Носи свой сюжет долго, повсюду, спи с ним, в конце концов он придет. Нужно замкнуться в строгий план, развитый со всей возможной обстоятельностью, и не отходить от него ни на шаг.
Необходимо быть жестким и требовательным к самому себе, необходима ежедневная регулярная работа, которой все прочее должно быть принесено в жертву.
Пусть первый черновик будет очень несовершенен и рукопись предстоит переписать еще восемь или десять раз — все равно надо гнать повествование к концу, а потом уже снова и снова возвращаться к тексту и вести работу до конца.

В. Предельная достоверность в описаниях:

1. Ввести конкретные реалии и характерные мелочи быта, природы.
2. Четкая временная привязка (дни недели, часы, минуты).
3. Введение документов (сводки, приказы, рапорты, донесения).
4. Изучить карты и нанести точное расположение воинских частей 2-го и 3-го Белорусских фронтов.
5. Смоделировать и проиграть описываемую ситуацию на местности.

Август-сентябрь 1956 г. Поездка в Белоруссию

17-го августа. — 71-м поездом в 15.45 выезжаю из Москвы.
Еще в Москве разработал маршрут: Минск — Лида — Гродно и несколько маленьких городков и селений.
Вагон цельнометаллический, но уже не выглядит таким чистеньким и нарядным, как это было, когда они только появились.
Мои соседи по купе: жена железнодорожника из Минска с 16-летним сыном, которого она возила на лечение в Ленинград. Мать очень неглупа, начитанна. Лицо красивое, с большими приветливыми глазами. Рассказывает, как ее застала война в Белостоке. Проснулась от взрывов и ехала под бомбами с детьми. Голос у нее не очень громкий, грудной и мелодичный. Представляю, глядя на нее, как хороша она была в молодости: сейчас растолстела, виски поседели. Подросток простой, заурядный, с заболеванием нервов (а быть может, психики). На нижней полке, напротив меня — какой-то техник или мастеровой — он под градусом, его изрядно развезло, по натуре самоуверен, видимо, считает себя весьма бывалым и ухватистым в жизни. В рассказах его мало интересного, вроде кое-что знает, но понятия его поверхностны. Курит не переставая, зубы желтые и почерневшие. Едет в Смоленск за своей дочкой. На полке надо мной — девушка, 25 лет, русоволосая, приятное лицо и фигурка неплохая, но чего-то не хватает: женственности или кокетства, как у городских женщин. Уже лет 5 работает на текстильной фабрике под Москвой — производство вредное, в цехах жарко. Едет в отпуск, в деревню. Постель она не берет и всю ночь не спит — лежит, читает «Молодую гвардию», видно, боится, что украдут чемоданы: везет матери продукты и подарки. О себе говорит только во множественном числе: «Мы решили перечитать», «Мы работаем», «Мы получаем» — и только «мы» и «у нас». Забавно!
Не сплю, в окне проплывают зеленые холмы. Подъезжаем к Смоленску. На место сутулого техника садится капитан-артиллерист. Ему около 40 лет, но выглядит моложе, в кителе, лицо красное, обветренное, крайне словоохотливый. Впрочем, высказывает всем известное: о нищете в селах, о негодных дорогах, о том, что в магазинах ничего нет, кукуруза «не родится». Оказывается, он политработник. Рассказывает с беззлобным негодованием о своем начальнике, подполковнике, по-видимому замполите полка. У этого замполита жена бывшая актриса, сейчас руководит самодеятельностью в Доме офицеров. Супруги любители кошек — у них шесть или семь кисок. Всем в гарнизоне это не нравится; смеются и возмущаются, по вечерам, проходя мимо их дома, кричат: «Мяу!» Я же в увлечении кошками не нахожу ничего предосудительного. Кругом творятся более возмутительные дела.
Минск встречает неприветливо — дождем. Сделал отметку на билете и пошел искать пристанище. Обегаю гостиницы: «Беларусь», «1-я Советская», гостиницу ЦК — мест нигде нет. В столовой гостиницы ЦК обедаю — это лучшая столовая в городе. Решаю ночевать в комнате отдыха на вокзале. Пешком отправляюсь смотреть Минск, против прошлого года он стал еще лучше. Довольно красивые здания разнообразной архитектуры составляют целые ансамбли. Особенно хорош проспект им. Сталина, бывшая Советская улица. Иду проспектом на Комаровку, на базар, где я не был 11 лет, т.е. с лета 1944 года.
Вспоминаю Аббасова, солдат взвода и лейтенанта, который заболел гонореей, чтобы не ехать на фронт. На базаре народу мало, цены соответственно высокие. Ем зеленые и дорогие яблоки, отправляюсь трамваем на Старо-Виленскую.
Знакомый район, знакомые улицы. Много новых зданий, но улицы я узнаю. В доме № 14, кв. 2 я хотел найти сослуживца, но увы... А как хотелось расспросить о старых знакомых и товарищах.
Купаюсь на озере и возвращаюсь. По дороге захожу на Мопровскую — ул. Мопра, 95 — и несколько минут разглядываю это здание, такое знакомое и изменившееся. Теперь в нем живут: грязь и беспорядок во дворе; на балконах — бабы, во дворе — сарайчики. Старо-Слободской и Старо-Виленской прохожу на Торговую, стараюсь найти новое здание Управления, которое в 1945 году строили баптисты. Прошел несколько кварталов, наконец вижу нечто похожее. Подхожу. С двумя створками металлические ворота, в окне у подъезда — солдаты. Решаю зайти сюда завтра. Ужинаю в ресторане. Дорого и невкусно. Знакомлюсь с соседом по столику: приезжий из Вильно, в командировке, по всей видимости снабженец. Разговорились. Он родом с Украины, с Подолии, до 1953 года служил в Советской Армии. В Понарах (под Вильно) был зам. нач. штаба отдельного батальона. В июне 1953 года его, в связи с тем, что он еврей, уволили из армии. Внешность у него типичная, но парень он славный, деловой и не мелочный. Вечером смотрим с ним «Седьмое небо» на летней площадке Первого кинотеатра (построенного немцами). Ночую в комнате отдыха, расположенной в крыле здания вокзала на 2-м этаже. Много проезжающих, все места заняты. Какой дурак придумал разместить здесь комнату отдыха? Под окном останавливаются и оглушительно гудят паровозы, шумные посадки и выкрики.
19-го, пятница. — Утром отправляюсь разыскивать Управление. Зашел в бюро пропусков МВД и КГБ. В первом мне дежурный, старшина, не глядя на документы, сказал: «Где-то на Октябрьской». В КГБ дежурный, тоже старшина, проверяет документы и предлагает позвонить в секретариат. Он не знает или боится сказать, скорее последнее. Секретариат не отвечает.
15.00 — в УОО КГБ{68}. Нач. секретариата — майор К. — высокого роста, плешивый; нач. Управления — полковник С. — выше среднего роста, плотный, волосы пшеничного цвета с проседью, коротко стриженные, загорелый, глаза — серые. На кителе три ряда орденских планок, под ними — значок депутата Верховного Совета СССР. Голос хриплый, грубый. Доброжелательный. Получаю необходимую информацию и специальное разрешение на проживание в приграничной зоне.
18.00 — посетил музей Отечественной войны. Купил крупномасштабные карты Белоруссии и Гродненской области.
19–20 августа. — По рекомендации УОО ездил в Борисов, Печи. Меня ждали. В архивном отделе разузнал о многих бывших сослуживцах{69}.
23 августа. — Поездом № 75 из Минска еду в Лиду. В вагоне знакомлюсь с попутчиком — некто Павлюков, лет пятидесяти, загорелый, с чуть вислым, с горбинкой носом. Охотно рассказывает, что сидел по 58-й статье. Интересуюсь, за что. Оказывается, при немцах служил в полиции в Смоленской области (сам смоленский). После освобождения был взят в Красную Армию, якобы воевал, имел ранение. Демобилизовавшись, на родину не вернулся (безусловно — скрывался), поселился с семьей в Западной Белоруссии. В апреле 1949 года был арестован, осужден к 25 годам лагерей. Просидел 7 лет, освобожден определением Военного трибунала Московского военного округа с применением Указа Президиума Верховного Совета от 1955 года со снятием судимости и без всяких поражений и ограничений в правах. Охотно показывает свои документы. Говорит неправильно, употребляя диалектные слова. Павлюков рассказывает, что лагерь находился в 300 км от ж.д. и продукты туда завозили водой один раз в год — это ему кажется особенно значительным.
В лагере в последние годы было хорошо. Если бы не родные, живи, и уезжать не надо. Попадались и «урки». Были случаи побегов, но возвращались сами — никуда не уйдешь. В лесах — лесники-чалдоны.
Когда в купе заходит разговор о репрессиях и один пассажир говорит о чрезмерной суровости, Павлюков повторяет: «Вот вы верно говорите, вот это правильно». А когда женщина из р-на Василишек, у которой спалили хату полицаи и погибли близкие, говорит, что с бандитами так и надо поступать, он протестует: «Разберитесь, кто бандит, а кто в полиции служил. Это другое дело». Пытается доказать, что в полицию всех брали насильно и ничего нельзя было поделать. В конце концов соглашается, что наказывать за службу в полиции надо было, но не так сурово. Он и отделался легко. Едет он в Лиду, где у него семья. В лагере якобы приобрел несколько профессий, теперь не пропадет. Паспорт у него без ограничений, что несколько удивляет.
Мне его вовсе не жалко.
В горотделе милиции в Лиде ставят отметку в паспорте.
24–26 августа 1956 г. Вороново, Гродненской области
Приехал рано утром, погода сырая. Вороново — захудалое местечко на шоссе Лида — Вильнюс километрах в 35-ти от Лиды. Отправляюсь в гостиницу — небольшая, комнат шесть; при гостинице живет дежурная — Лёдзя, полька, записанная белоруской, здоровая, внешне приятная девка 20 лет, от которой исходит сильный запах картошки, варенной в мундире, — для поросенка. Зав. гостиницей — женщина 21-го года, в положении, с продолговатым лицом и коричневыми неприятными глазами, одета неряшливо, ходит босая, как и Лёдзя. Муж ее, в сером ношеном комбинезоне и армейской фуражке, недавно из армии, работает на электростанции.
Чайная — грязная забегаловка, с сонной неопрятной буфетчицей, она трет руками немытое лицо, затем режет хлеб.
За околицей, прямо у леса — узкое длинное место, огороженное штакетником с проржавевшей вывеской:
Братская могила 1834 евреев, замученных и расстрелянных немецкими бандитами и их пособниками в м-ке Вороново 11 мая 1942 года.
Вечная память!
В гостинице немало народу, грязновато, в комнате простуженно хрипит репродуктор.
Заведующая непомерно любопытна, задает десятки вопросов: откуда приехал? зачем? как долго пробуду? куда иду? вечером — где был? Когда беру паспорт, чтобы получить деньги по аккредитиву, интересуется — зачем? и напоминает, чтобы сразу же вернул паспорт.
Просил разбудить в половине шестого, разбудили же в 6.45. Спешно умылся — и к автобусной остановке. Она помещается у костела рядом с развалинами крепости. Пасмурно, моросит мелкий дождичек, улицы пустынны. На автобусной остановке человек 50, в большинстве гражданские, местные, узнаёшь их по акценту. Автобус Лида — Вильно новый, как в Москве. Места нумерованные, проверять билеты заходят к моменту отправления. Репродуктор на столбе орет о силосовании кукурузы. В 7.00 отправляемся. Покрытие булыжное, автобус трясет, и внутри все дребезжит.
Утром, собираясь умыться, обратил внимание на мужчину, лет 35-ти, невысокого роста, коротко остриженного, с челкой, который брился у зеркала. Чтобы не обрызгать его, прошу Лёдзю вынести полный таз грязной воды и затем моюсь.
Погода дождливая, неуютная. Двое суток — с раннего утра до позднего вечера — шатаюсь по окрестностям, делаю пейзажные зарисовки, отмечаю характерные особенности местности, леса, дороги, говора и одежды жителей. Вживаюсь в образ шпиона-агента, радиста. Покупаю 2 кг яблок, погружаю их в небольшой посылочный ящик (купил на почте), выбираю место в лесу и под видом рации его закапываю на опушке (яблоки я успел съесть). Набродившись до устали, вернулся в гостиницу со связкой книг (с десяток томов Чехова и Лондона приобрел в местном книжном магазинчике).
Открываю дверь в комнату и с удивлением вижу в ней того самого утреннего стриженого. Он говорит, что дверь в комнату была не заперта, поэтому решил зайти по-соседски, чтобы скоротать вечерок, и спрашивает, играю ли я в шахматы. Отвечаю, что не играю, и, сняв пиджак и полуботинки, валюсь на кровать и засыпаю как убитый.
Наутро я обнаружил, что в вещах моих кто-то рылся: перевернуты листки с пейзажными зарисовками леса и дорог, не на месте лежит одна из карт, но ничего не пропало, связка с книгами не тронута.
Зав. гостиницей заявила, что она ничего не знает, целый день вместе с дежурной копала картошку и никаких посторонних в гостинице не было.
Не могу отделаться от неприятного чувства.
Проглянуло солнце, и я вновь отправился к лесу.
Возвращаюсь в гостиницу в 16.00.
Спустя пару минут раздался стук в дверь, и в комнату заходят лейтенант милиции, который представился начальником Вороновского отделения, и зав. гостиницей. В руках лейтенанта — мой паспорт и карточка, интересуется, откуда я и какие у меня есть еще документы. Подаю ему пенсионную книжку, в это время дверь открывается и заходит стриженый и тоже заглядывает в документы. Его любопытство меня бесит, я спрашиваю его: «Вы тоже сотрудник милиции?» Он отвечает: «Нет». — «Тогда почему вы смотрите документы. Вам не положено». Лейтенант тихо говорит остриженному: «Вроде всё в порядке». Тогда тот берет мои документы и протягивает мне свое удостоверение. Читаю: «Сотрудник Управления Комитета госбезопасности по Гродненской области старший оперуполномоченный Альмяев». Внимательно смотрит мои документы, задает вопросы, затем предлагает пройти в отделение «кое-что выяснить». Я отказываюсь: «Проверяйте здесь». Он настаивает на своем. Нач. милиции вежлив, нерешителен, и явно видно, что он пришел по указанию. Его вежливость меня обезоруживает: «Разве мы вас чем обидели?» Я собираюсь, и мы все идем в отделение, где поднимаемся на 2-й этаж. В кабинете начальника — письменный стол, к нему приставлен столик с двумя стульями, справа у стены бедненький ободранный диван.
Альмяев начинает самый настоящий допрос: кто я на самом деле? Что делаю в лесу? Что означают мои записи? Для чего мне карта Гродненской области и что означают отметки на ней? Куда я дел ящик и что в нем? В конце сообщил, что он вынужден меня задержать до выяснения и, если я все не расскажу и не представлю «объект» (это о ящике), — вынужден будет препроводить меня в Гродно, в Управление КГБ. В конце концов все трое едем на мотоцикле в лес, где они выкапывают пустой ящик и — ничего не понимают. Я предупреждаю, что они за свои действия понесут наказания.
Вечером я написал заявление.
г. Лида, БССР
Нач. отдела Комитета госбезопасности
подполковнику Шерстневу
Уважаемый тов. Шерстнев!
По возвращении в гостиницу 25 августа я обнаружил, что в вещах моих кто-то рылся. Не тронута была только связка с книгами. Как заявила зав. гостиницей, она вместе с дежурной копала картошку и ничего не знает. Пропаж вроде бы не обнаружил, но факт сам по себе возмутительный.
26 августа Ваш сотрудник, старший оперуполномоченный Управления Комитета госбезопасности по Гродненской области т. Альмяев, несмотря на то, что я представил ему все документы: паспорт с отметкой Лидского городского отдела милиции о прописке, пенсионное удостоверение, карточку проживания в гостинице Вороново и специальное разрешение на проживание в приграничной зоне, выданное в КГБ г. Минска, учинил мне незаконный допрос с выездом в лес.
Как заверил меня т. Альмяев. к обыску (а это был именно обыск) он непричастен.
Я сообщил об этом инциденте прокурору района.
Считаю нужным обо всем этом поставить в известность и Вас.

26 августа 1956 г.
20.10
гостиница Вороново.
27–29 августа. — Рано утром уезжаю в Радунь, в 30 км от Лиды. В Радуни, в стороне от села, красивый костел, высокий, каменный, внутри — очень светлый, расписанный. Показывала мне его сторожиха, маленькая живая полька лет 50-ти, ксендза не было. Отзывалась о нем, как я мог понять, нелестно: хороший куркуль и стяжатель, имеет черный «ЗИМ» — единственный на весь район, сам водит. Близ костела две могилы: предыдущего ксендза и какого-то Бронислава, уехавшего в Америку, там разбогатевшего и пожертвовавшего крупную сумму на строительство костела.
В самой Радуни — высокий серый обелиск из цемента:
Здесь похоронены партийно-советские работники, погибшие при исполнении служебных обязанностей в 1945–48 гг.
Лерко Г. П.
Нестеров А. М.
Логовой Ф. П.
Захаревич М. М.
Высоцкая О. В.
Кроликов В. Ф. ... (всего 11 человек)
Память о них навсегда сохранится в сердцах советских людей.
Радуньский район экономически отсталый. Гостиница еще меньше, чем в Вороново, и хуже. Зато чайная — новое светлое и просторное здание — очень выгодно выделяется среди подобных заведений в районе: большой выбор блюд, чистота, даже стулья в чехлах. И в магазинах порядок.
Старшая официантка Татьяна Игнатенко, член ЦК профсоюза работников потребкооперации (очень этим гордится!), среднего роста, светлая шатеночка с густыми усиками на верхней губе.
Официантка Ира, молоденькая, не в меру любопытная, прямо в душу лезет: «Вы недавно приехали? Вы у нас впервые?» Все это мне напоминает зав. гостиницей в Вороново (заметил, что официанткам, работникам прилавка и парикмахерам я почему-то нравлюсь).
30 августа. — Обошел лес вокруг Радуни, съездил в Острино (центр Василишского района), Новый Двор, Ляхи, Казик.
31 августа. — Я уже в Гродно. Древний городок, чистый, зеленый, красивый. Остановился в гостинице «Белоруссия» — цивилизация! Наконец-то отмылся от лесного бродяжничества, привел в порядок одежду и обувь. Решил поработать здесь, но на следующую ночь или очень раннее утро (не было и 5 часов) — в коридоре шум, суета, стучат в дверь и через дверь просят срочно освободить номер. Что произошло? Выхожу в коридор, и зам. директора гостиницы, невысокий блондин в сером костюме, объясняет: «Утром приедет польская делегация. Нам надо срочно подготовить номера. Разве вас не предупреждали?» Позже оказывается, что эта делегация всего-навсего команда футболистов Белостокского воеводства...
В Москве еще не раз возвращаюсь к «пейзажным зарисовкам», так напугавшим Альмяева.
Остался ими доволен; детали усилят достоверность повести.

Люблю этого писателя.

@темы: XX век, учебное, Искусство, влюбленные весенние коты