[Quiterie]

Мама вернулась, отложив шитье, закурила. Нонна засмеялась. Мама вопросительно на нее взглянула.
— Девочки побаиваются бабушки?
— Вообще-то да, — призналась Нина.
— Я тоже ее побаиваюсь. — Нонна снова засмеялась.
— Ну, а она тоже, по-твоему, толстовка? — В мамином вопросе сквозило скрытое лукавство.
— Расскажи о бабушке, — попросила Нонна.
— Мама родилась в Семипалатинске. Мой дед был казачий есаул. Его любили не только солдаты, но и окрестные киргизы. Маму отдали учиться в прогимназию в город Верный. На каникулы за ней на лошадях приезжал солдат. Места там степные. И однажды за ними погнались волки. Солдат что есть мочи нахлестывал лошадей. Но волки вот-вот готовы были напасть. И тут мама схватила ружье. А ей тогда было шестнадцать лет.
Нина с Катей переглянулись. Вот так бабушка!
— Ты не удивила меня: это похоже на Екатерину Петровну. Ну, а замуж она рано вышла?
— Через два месяца после окончания прогимназии. Лишь три встречи с женихом — и она стала женой молодого хорунжего: отцу не было и двадцати, когда он женился. Со свадьбой поспешили, так как полк, в котором служил жених, отправлялся на Дальний Восток. «Для освоения окраин царской России» — так было записано в послужном списке моего отца. Всем офицерам предложили срочно жениться. Надо было заселять окраины России. Это было необычайное путешествие. Полк шел маршем. Жен везли в кибитках. Вообрази это путешествие: бездорожье, осенью — дожди и грязь непролазная, зимой — морозы, снегопады и метели. Отдохнули, когда Байкал переплывали. Много раз приходилось обгонять арестантов. Их гнали этапом, оборванных, изнуренных…
— Под кандальный звон? — спросила Нина.
— Да, под кандальный звон. Полк прибыл в Читу через десять месяцев. Там я и родилась. Принимала меня ссыльная акушерка, крестили в церкви, которую строили декабристы. А когда полк добрался до Дальнего Востока, у меня уже был братец. Вот сколько времени понадобилось для этой дальней дороги. Вероятно, все, что пришлось маме увидеть и пережить в самом начале своей самостоятельной жизни, сделало ее такой сдержанной и требовательной не только к нам, детям, но и ко всем окружающим. Представляешь, в семнадцать лет она стала не только «ваше благородие», но и «матушка заступница». Не знаю, как она ухитрялась, ведь у нее не было медицинского образования, но в пути она лечила солдат. Чем? Настоями трав и мазями. Она сама их приготовляла на бивуаках. Научилась она этому искусству у своей матери, которая тоже лечила солдат и окрестных киргизов. Мама писала письма родным солдат, умела за них и заступиться, ты ведь знаешь, что тогда применялись телесные наказания. Отец мне рассказывал, что маминого языка, несмотря на ее молодость, офицеры побаивались…
Солдаты свою заступницу боготворили, — продолжала рассказывать мама, — был такой случай: застрял в грязи возок, в котором ехала мама. Солдаты распрягли лошадей и вытащили возок, несли его через грязь на руках, мама тогда ждала меня. Потом маме тоже не очень легко жилось. Семья была большая, кроме меня и Коли, еще четверо, они все умерли от скарлатины. Недвижимого имущества не было, жили на армейское жалование. Вероятно, нам трудно приходилось бы, если бы не мамины уроки, к нам на дом приходили ученики. Мама ни за что не хотела, чтобы Коля стал военным, отец ведь участвовал в обороне Порт-Артура. Там и погиб. Помню, был еврейский погром — мама спрятала у нас в доме евреев, а когда пришли черносотенцы, вышла к ним и заявила, что никому не позволит оскорбить дом русского дворянина. За дверями стоял денщик с ружьем, а мама под шалью спрятала револьвер…
Пришел Коля, и на этом рассказ о бабушке оборвался.

Открыла для себя книгу Елены Коронатовой "Жизнь Нины Камышиной".
Это настолько жизненная проза - о детстве и взрослении, о революции и переломе, о трудностях и моральном выборе, что я не могла лечь спать, пока ее не прочту. Десятые, двадцатые, тридцатые годы двадцатого века в России, попытка найти свой путь, смерть и предательство, а язык! Какой язык! Простой, но эта простота дорогого стоит.

Остальные книги этой писательницы почему-то не пошли. Полагаю, потому что эта книга, наверно, автобиографична, а остальные - нет.
Самое хорошее и замечательное воспоминание этой недели, как мы были в Петергофских вольерах. В Петергофе вообще хорошо, но вольеры там прекрасны!

Теперь я знаю разницу между клестом и поползнем, овсянкой и зеленушкой, видела индийскую мунию и вообще )) Все эти поездки дают всплеск фантазии, и это тоже неплохо. Как ни странно, еще в начале недели я была в полном упадке душевных сил, и тем более, не писалось ничего, потому что все было и скучно, и грустно, и вообще )
Стоило только посвятить несколько дней активным поездкам, и все изменилось. Теперь буду, как некоторые, ходить и париться - возьмут ли рассказ в сборник А по ночам снятся какие-то упоротые исторические сюжеты, и я жалею только о том, что приходится их запоминать и откладывать на чуть позже, чтобы не начинать кучу дел сразу.

Кстати, если кто хочет от меня открытку с красивым и необычным Петербургом (ну вдруг), то отзовитесь, с удовольствием отправлю.