На соседней крыше сидит серый попугай, улетевший из дома. Маленький, нахохленный. Жалко беднягу, ведь замерзнет! И вряд ли даже додумается залететь в лаз на крыше, что совсем недалеко от него.
Часто и мы ведем себя так же, не видим очевидного, не думаем о том, куда идти, кроме дороги, что расстелена у самых наших ног.

Жутко за Японию и за весь мир. Еще остается слабенькая надежда на чудо, что все обойдется, но вода на том из блоков, что считался безопасным до недавнего времени, уже кипит. Жуткое ощущение беспомощности вообще - все отрасли энергетики по своему чудовищны, если ошибки и роковые случайности сплетаются вместе.

На это фоне малоутешительно, что мы сегодня внезапно идем на концерт Slayer и Megadeth. Я почему-то думала, что он в пятницу, а оказался сегодня. Вообще, внезапно ощутила в себе желание наконец разобраться с мирскими делами, что висят надо мной давно: поменять права и документы на машину в связи со сменой фамилии (да, с октября я не могу этим заняться - и зачем меняли колеса на зимние?)), разобраться наконец с перманентным бардаком, высадить рассаду для цветов на балкон и прочие, прочие, маленькие радости. Действительно микроскопические.

За последнее время прочла много биографий:
- книгу дочки Сэлинджера про свою жизнь "Над пропастью во снах". Интересно было почитать про писателя, но, к сожалению, в книге сквозит обида и очень много времени уделено еврейскому вопросу, причем в одном из худших его проявлений. Заканчивается она рефреном, что все хорошо, но при этом каждый, кто упомянут в книге, бесконечно одинок. Кстати, характерные штрихи для "детей цветов" - несмотря на то, что книга написана в 2002, там все еще живо вспоминается противостояние со школой и системой.
- Позднякова "Виновных нет" про профессора Гаршина и Анну Ахматову. Нет, не буду здесь ничего говорить. Ахматова, как человек, после этих книг мне не очень приятна.
- дневники Ольги Берггольц. Не думала никогда, что у нее такая страстная и влюбчивая натура, несмотря на все беды и потрясения. Кстати, ее дневники - это пример того, как личное подавляет глобальное, собственные переживания и чувства становятся единственным миром.
- Виктор Виткович "Круги жизни" Воспоминания об Узбекистане в первые годы после революции. Хорошая книга! Язык и теплота всегда отличали Витковича. Вспоминаю его славные сказки про малярную кисть, которая исполняла желания, про Старый год, который не хотел уходить и его трех помощниц-снеговух. Как там было?
«Вдруг он увидел трёх снежных баб.

Они стояли с морковками и картофелинами вместо носов и глаз. Ломающиеся тени падали от них на снег в красных лучах солнца.

Старичок остановился и тихо сказал бабам:

— Эй…

Бабы молчали.

— Ага, — сказал старичок и осмотрелся.

Он заметил на снегу жестяную коробку из-под монпансье.

— Угу, — кивнул он и поднял.

Открыв коробку, он обнаружил в ней уголёк, монету и обрывок какого-то заявления с печатью на сургуче.

Старичок просиял. Уголёк из трубки Кощея Бессмертного и неразменную копейку он узнал с полувзгляда. Но над старинной сургучной печатью с выпуклыми буквами задумался. Вертя её между пальцев, он прочёл: «Волшебная к-iя. Столъ п. времени».

— Ах, волшебная канцелярия! Стол потерянного времени!.. — вспомнил он. — Хм, попробовать, что ли…

Подойдя к бабам, старичок огляделся — никого не было. Только два воробья прыгали на школьной крыше. Да невдалеке за огородами синел лес.

Убедившись, чти никто не смотрит, старичок быстро втиснул самой толстой бабе монету — туда, где должно быть сердце.

— Ты будешь душа продажная! — прошептал он.

Баба взглянула на него тусклыми картофельными глазами и кивнула.

— А ты будешь душа бумажная! — сказал старичок и сунул второй бабе вместо сердца обрывок старинного заявления с сургучной печатью.

Бумажная душа тоже кивнула. Старичок задумался.

— А ты будешь чёрная душа!

Он воткнул в грудь третьей бабе уголёк. И эта баба кивнула.»

- "Разрыв" Поликанова. Дочитать не смогла, диссидента сразу видно издалека.
Сейчас читаю воспоминания Тамары Петкевич. Воспоминания написаны сквозь призму прожитых времен, и главный лейтмотив, что она нравилась всем мужчинам всегда и везде, а большинство ее подруг женщин оказались стукачками в НКВД.
Буду лечиться от мутного осадка Корнеем Чуковским и Леонидом Пантелеевым. Их воспоминания стоят того, чтобы быть читаными и перечитаными.