На очередном примечании к тексту споткнулась об Эндрю Кохрэйна-Джонстона, губернаторе Доминики на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков. У него был незаконнорожденный сын, Джон Дандэс Кохрэйн, который в свое время проехал Россию с Запада на Восток и в 1824 написал об этом мемуары "Рассказ о пешем путешествии по России и Сибирской Татарии, от границы с Китаем до замершего моря и Камчатки".
Так вот еще одна иллюстрация, как тесен мир.
В Нарве Джон Кохрэйн встретил чернокожего, жителя Петербурга и бывшего купца, который составил ему компанию в пути, и в Кипени этот самый чернокожий, увидев его паспорт, спросил: "Не сын ли вы массы Какран Джонстона?", и когда Джон Кохрэйн подтвердил это, купец сказал: "Значит, вы - маленький масса Джонни". Выяснилось, что тридцать лет назад этот человек был слугой у его отца и у дяди.
Кстати, путь от Лондона до Петербурга занял у Джона Кохрэйна всего 83 дня.

Про Петербург читать не то, чтобы обидно, но жалко, поскольку Кохрэйн описывает его, как красивейший из городов, который ему только довелось видеть: прямые улицы, великолепная река и вид на залив, чистота и множество церквей (и еще много всего). Зато под Любанью на тракте его ограбили два типа, вооруженные прутом и старым мушкетным ружьем со штыком: здесь уже узнается родная сторона...

@темы: Петербург, история, XIX век, Дневник Аарона Томаса

---

Константин Паустовский писал в книге "Далекие годы":

На катке я часто встречал подругу моей сестры Гали -- Катюшу Весницкую, гимназистку старших классов Фундуклеевской женской гимназии. Она тоже каталась на коньках "Галифакс", но сделанных из черной вороненой стали. Мой старший брат Боря, ученик реального училища и знаток математики, ухаживал за Катюшей. Он танцевал с ней на коньках вальс.
Мог ли я думать тогда на катке, что жизнь Весницкой окажется гораздо неожиданнее всех моих фантазий.
В Пажеском корпусе в Петербурге воспитывался один из сыновей сиамского короля Чакрабон.
Во время возвращения на родину принц заболел в дороге около Киева воспалением легких. Путешествие было прервано. Принца привезли в Киев, поместили в царский дворец и окружили заботами киевских докторов.
Принц выздоровел. Но прежде чем продолжать путешествие в Сиам, ему надо было отдохнуть и поправиться. Принц прожил в Киеве два месяца. Ему было скучно. Его: старались развлекать -- возили на балы в Купеческое собрание, на лотереи-аллегри, в цирк и театры.
На одном балу желтолицый принц Чакрабон увидел Весницкую. Она танцевала вальс, так же как на катке, перекинув косы себе на грудь и надменно поглядывая иэ-под полуопущенных век синими глазами. Принц был очарован. Маленький, раскосый, с блестящими, как вакса, волосами, он влюбился в Катюшу. Он уехал в Сиам, но вскоре вернулся в Киев инкогнито и предложил Катюше стать его женой. Она согласилась.

К чему я выкладываю эту сентиментальную историю? А вот к чему: сегодня я случайно узнала двоюродную внучку сиамской королевы, и она рассказывала о настоящей ее внучке, которая сейчас живет в Таиланде. Это непередаваемое ощущение, когда истории из книг, которые ты читал, такие далекие во времени, внезапно становятся живыми. Это чудо.

А еще нашла сайт-сборник материалов по морской истории, тщательно подобранные Ларсом Брузелиусом (к сожалению, не знаю, как правильно транскрибировать его имя). В основном, предпочтение там отдается шведской морской истории, но есть очень полезные вещи. Например, только там я нашла, кто таков был некий Стил, составлявший свои реестры британских кораблей параллельно с Адмиралтейством, и только потому, что автор позаботился найти в The Gentlemen's Magazine его некролог. Не обновлялся он давно, с 2010 года, но ведь я - не тормоз, я - медленный газ.

@темы: история, интересные ссылки, XVIII век, XIX век, XX век, Дневник Аарона Томаса

---

«Помимо несравненно большей широты охвата историко-литературного материала, книга Шиллера имеет ещё одно очень важное преимущество над прежними нашими пособиями. Она очень во многом опирается на ту серьезную работу, которую проделала за последние годы марксистская наука об искусстве по разоблачению псевдомарксистских вульгарно-социологических взглядов на искусство, особенно ярко выраженных в работах Фриче и Переверзева и их учеников, и по положительной разработке конкретных проблем теории и истории литературы. В книге Шиллера как раз и сделана попытка суммирования некоторых результатов этой работы. Автор широко использовал ряд исследований по общим и специальным историко-литературным вопросам, появившихся за последнее время».

(Фридлендер Г. Новый курс западно-европейской литературы // Литературное обозрение – 1936 - №6 – С. 41).

Абсолютно чудесная аннотация, написанная Фридлендером, когда он был студентом. Чудесна она, конечно, не содержанием, в котором встречается искусный эвфемизм слова "высер" (впрочем, такая риторика вполне обычна для научных дискуссий того времени), а всеми участвующими в ней героями. Владимир Максимович Фриче - один из первых марксистских филологов, академик-коммунист, сыгравший одну из трагических ролей во время дела академиков (в результате которого и был, кстати, арестован и сослан Борис Михайлович Энгельгардт, о котором я упоминала чуть раньше) - вовремя (как бы страшно это ни звучало) умер, иначе бы оказался рядом с Переверзевым. Валериан Федорович Переверзев - революционер, литературовед, красный профессор - внезапно был осужден в меньшевизме, попытке отгородить литературу от марксизма, вульгарном объективизме (что бы это ни значило), арестован в 1938 году и сослан. Совершенно та же судьба и в том же году постигла возносимого в рецензии Франца Петровича Шиллера (который как раз успел закончить издание своей книги в трех томах "История Западноевропейской литературы"). Ну и, вряд ли кто-то уже сомневается, что в 1942 году был арестован и сослан и сам Фридлендер, единственный из всех, кто смог потом открыто вернуться к научной работе и преподаванию в высшей школе.

Но что самое поразительное (уже безотносительно рецензии), большинство фундаментальных академических работ об истории западноевропейской литературы Нового времени на русском языке как раз принадлежат тридцатым и шестидесятым годам, после чего идет спад и даже некоторое забвение.

Да-да, и этот пост тоже родился из-за Дефо и Свифта.

@темы: история, Культура, XVIII век, XX век

---

Многие знают о знаменитом шотландском полке Black Watch, но забавно то, что в то же время (и даже чуть раньше) существовало выражение "Black guard", которое дословно означает почти то же самое: "Черная стража". Шотландская Черная Стража в восемнадцатом веке была прежде всего известна своей яростью в бою при Фонтенуа и борьбой против якобитов, просто Черная Стража означала различных мерзавцев и негодяев, людей, которые занимались бесчестными делами*. Происхождение первой мне неизвестно, но вызывает некоторые подозрения, что созвучие неслучайно

*В записи 1683 года есть такие слова: "тип жестоких, ленивых и неприспособленных к работе подмастерьев и воров, которых обычно называют черной стражей". Еще это название встречается у Тобайаса Смоллетта в книге "Жизнь и приключения сэра Ланселота Гривза": "Все же, хоть мой муж и стал нечестивым арестантом, но нельзя отказать ему в том, что он все еще благородный мужчина". Кстати, как человек, ушибленный английской грамматикой, скажу, что в оригинале этого предложения "...though he is become a blackguard gaol-bird..." остался ныне уже пропавший отзвук старо-английского языка. Как в нынешнем немецком определенные глаголы в Perfekt (в частности глаголы движения и изменения состояния) употребляются с глаголом sein (быть), так и в старо-английском Perfect в некоторых случаях (в таких же, в общем-то) употреблялся не с have, как мы привыкли, а с be.

А думать я о таких странных гипотезах начала из-за Томаса, который пишет на своем неповторимом и очаровательном итало-португальско-английском наречии про "negro guarda" )) Где-то с 1830 годов это выражение, первоначально означавшее и помощников для черной работы, и слуг дьявола, начало исчезать.

@темы: история, XVIII век, Дневник Аарона Томаса

---

Шмидт в своих лекциях о Просвещении приводит три основные причины, отчего люди изучают историю:
- им нравится странствовать в разных эпохах и узнавать их, как людям, которые прикасаются к разным культурам в других странах;
- они хотят больше узнать о собственных предках и понимать их;
- они пытаются найти в прошлом ключи к нынешнему положению дел.

Моя причина - первая, и она удивительно созвучна с моей самой любимой цитатой из Донны Тартт:

«Pur — в одном этом слове для меня заключена вся тайна, вся кристальная, чудовищная ясность древнегреческого языка. Как сделать так, чтобы вы увидели этот странный суровый свет, пронизывающий пейзажи Гомера и сияющий в диалогах Платона, чуждый свет, для которого в нашем языке нет имени? Наш родной язык — это язык сложностей и частностей, вместилище чучел и черпаков, подкидышей и пива. Это язык капитана Ахава, Фальстафа и миссис Гэмп. И хотя он идеально подходит для размышлений подобных персонажей, от него нет ни капли прока, когда я пытаюсь описать с его помощью то, за что так люблю греческий — язык, не знающий вывертов и уловок, язык, одержимый действием и упивающийся созерцанием того, как действие это множится, неутомимо марширует вперед, а все новые и новые действия ровным шагом вливаются в хвост колонны с обеих сторон, и вот уже весь длинный и четкий строй причины и следствия движется к тому, что окажется неизбежным и единственно возможным концом.
В каком-то смысле именно поэтому мне были так близки мои одногруппники. Им тоже был знаком этот давным-давно погибший пейзаж, прекрасный и мучительный, им тоже случалось, оторвавшись от страниц, смотреть на мир глазами жителей пятого века до нашей эры. В такие минуты он казался им вялым и чужим, словно бы и не был для них родным домом. Это и восхищало меня в Джулиане и особенно в Генри. Их разум, их зрение и слух непрестанно обретались в границах строгих древних размеров — мир или, по крайней мере, мир, каким знал его я, и вправду не был им родиной. Они были аборигенами той страны, по которой я брел всего лишь восхищенным туристом, и корни их уходили настолько глубоко, насколько это вообще возможно»

@темы: история, XVIII век, влюбленные весенние коты

---

Кросби, шпион патриотов

Энох Кросби встретил Вашингтона в доме Джона Джея и там же предложил свою службу на благо армии патриотов. Кросби был не слишком удачливым сапожником, но после начала войны он приладил на спину короб торговца и, как гражданское лицо, питающее симпатию к тори, получил доступ к расквартированным британским войскам. Точно известно, что во время его первого прихода в казармы в его коробе лежал пропуск за подписью сэра Генри Клинтона, и соседи Кросби так уверились в том, что он служит англичанам, что схватили его и приволокли к генералу Вашингтону, но во время бурного обсуждения этого происшествия Кросби выскользнул из ненадежных наручников и сбежал. С другой стороны, Клинтон немало озадачился поразительной прозорливостью американцев о каждом его вздохе, пока он готовился нанести удар, и терял время, возможности и самообладание. Будто мало было Кросби подозрений от обеих армий и ненависти соседей, так он еще стал мишенью для Ковбоев и Скиннеров, которые уверились, что у него есть деньги, и вознамерились заполучить их.

Скиннеры были маркитантами у американской армии, Ковбои же состояли из тори и англичан-дезертиров. И те, и другие числились для виду поставщиками припасов для обеих армий, но на самом деле их проклинали фермеры и горожане, жившие в нейтральной полосе к северу от острова Манхэттен. Хотя и Ковбои, и Скиннеры были дерзкими грабителями, им порой приходилось нелегко даже при стычке с фермерами, как, например, случилось у Тарритауна, где Ковбои загнали женщину до смерти, а потом были буквально покромсаны на кусочки разъяренными соседями. Она стала одним из множества призраков, что стонут в нейтральной полосе, и карканье птиц, что пророчат злую судьбу с Вороньей горы, перемешивается с ее плачем. Полные бесстыдства, Ковбои и Скиннеры питали преданность к своим влиятельным хозяевам, и всякий раз, как встречали друг друга, рвались в драку, особенно за награбленное, которое можно было отобрать.

В октябре 1780 года Клодиус Смит, король Ковбоев, и три его сына решили, что пришло время заполучить деньги Кросби для короны, и отправились к его домишку, рассчитывая найти его у родного очага, поскольку отец Кросби тяжело хворал. Когда они пришли туда, то увидели, что Скиннеры опередили их, и через окно они узнали в главаре знаменитого разбойника, за чью голову была назначена награда. Он обыскивал каждый закоулок, каждую трещинку в комнате, пока Кросби, раздетый до подштанников и рубахи, стоял перед погасшим очагом и молил этой ночью оставить его наедине с умирающим отцом.

- Дьявол с твоим отцом! – зарычал Скиннер. – Давай сюда золото или мы запытаем тебя!

Он выразительно крутанул веревку, завязанную на его запястье. В тот же миг слабый голос умирающего отца послышался из другой комнаты.

- Берите все, что у меня есть, только отпустите! – Кросби вынул кирпич из очага, и в тайнике показалась пригоршня спасительного золота.

Главарь попробовал помешать ему уйти, но Кросби опрокинул его на пол и бросился к отцу. Разбойник же запустил руку в дыру и принялся выгребать золотые соверены. Немедля снаружи послышались выстрелы из четырех ружей: зазвенело стекло, послышались крики боли, и четверо из Скиннеров упали, истекая кровью, двое других бросились прочь и спаслись, главарь же столкнулся на пороге с Ковбоями, что отняли у него золото и в один миг скрутили ему локти.

- Думаю, тебе любопытно, кто отловил тебя, - сказал старый Смит, уставившись в лицо удивленному и упавшему духом разбойнику. – Я сотни раз говорил тебе не попадаться мне на глаза, а ты опять тут как тут.

Не прошло и пяти минут с тех пор, как разбойник схватил золото, и он был задушен собственной веревкой, а потом повешен на суку яблони; Ковбои, охраняя свои денежки, скрылись в темноте.

Кросби вскоре появился в рядах Континентальной Армии, и хоть еще недавно на него смотрели криво, вскоре правда вышла на свет, и его чествовали, как героя, поскольку сведения, что он приносил Вашингтону из лагеря Клинтона, уберегли людей от многих бед. Он выжил после нападения на свой дом из-за размолвки грабителей и выдержал тяжести и ужасы войны, благодаря своей удаче и крепости. После Конгресс дал ему денег больше, чем он лишился, поскольку его командир рекомендовал его следующими словами: «Обстоятельства политической важности, в которые были вовлечены жизни и судьбы многих людей, обязывали прежде хранить секрет, о котором сегодня поведает эта бумага. Энох Кросби был преданным и тайным слугой своей страны. Пусть люди не вознаградили его, но это сделает Бог. Джордж Вашингтон».

Вместе с Кросби сведения о враге добывал человек по имени Гэйнос, который держал таверну в нейтральной полосе, и ее частенько грабили. Как-то раз, когда на него напали Ковбои, Гейнос со своими жильцами и конюхами выстрелил в разбойников, как только они вломились в открытую дверь, а затем, быстро выступив вперед, обезглавил их предводителя одним взмахом катласса. Отступающие разбойники скинули тело в колодец на дворе, и теперь он ночами сидит на раскрошенном колодезном кольце, безуспешно разыскивая свою голову.

Еще можно упомянуть, что Скиннерам представился шанс отомстить Ковбоям за их бесславное поражение в доме Кросби. Они напали на Ковбоев в шатровидной пещере в Йонкерс, которая зовется пещерой Вашингтона, потому что генерал как-то прилег здесь подремать на бивуаке, и не только обратили их в бегство, но и забрали столько сокровищ, что несколько лет вели пристойную и честную жизнь.

@темы: история, XVIII век, Война за Независимость, Американские сказки

---

«Неповторимость мгновения была сокровенным смыслом жизни — и смерти. Говорить о ней было все равно что иными словами говорить о том, что человек смертен. Поскольку только лишь Бог вездесущ, он мог одновременно быть везде и всюду. Он не был ограничен пространством и временем, так же как не был ограничен погодой или временем года Только лишь Бог мог видеть события так, будто бы они всё еще происходили или будто они все произошли одновременно. Только Бог мог видеть движущиеся тени умерших и слышать их голоса. Теперь все это мог делать человек».

Весь последний месяц изучала курс "Теории исторического знания". Было трудно, но занимательно - теперь не надо больше изобретать велосипеды, и стало гораздо понятней о прошлом и о настоящем, о массовом знании и теориях времени разных веков. Пока мне все еще снится, что я кому-то рассказываю разницу между историческим романом и историческим исследованием в наше время и "тотальную историю", но надеюсь, что оно пройдет. Мне открылось много интересных книг, не все из них я успела прочесть, но это легко исправить.
Теперь можно отдышаться от бешеного ритма и возвращаться к прежним делам, отвечать на неотвеченное, решать нерешенное, дочитать великолепного Берстина, которого я цитирую выше. Следующий этап - это латынь, но тут хоть не так насыщенно.

@темы: история, а жизнь продолжается!, влюбленные весенние коты

---

В словаре Хобсона-Джобсона (вообще интересен такой выбор названия; если не ошибаюсь, то аналогией на русском будет словарь под названием, скажем, "Фигляр и Клоун") приведена следующая индийская насмешливая песенка, посвященная бегству Уоррена Гастингса (первого губернатора Бенгала) из Бенареса в 1785 году и отступлению полковника Монсона в 1804:

"Ghore par hauda, hāthī par jīn
Jaldī bhāg-gāyā Warren Hastīn!
Kornail Munsīn!"

"На коне - хауда, на слоне - седло,
Гастингсу и Монсону драпать припекло".

Есть некоторая путаница с полковниками Монсонами в Индии - их было двое: один участвовал в Семилетней войне, второй - во времена Наполеоновских войн. Хотела поискать изображение второго беглеца, но нашла лишь портрет старого Джорджа Монсона; он - выше.

PS. Узнала про Хобсона и Джобсона. Оказывается, здесь спрятана игра слов, потому что в Англию это выражение пришло из Индии, от мусульман-шиитов, которые на праздник в месяц Муххарам восклицали: "'Yā Ḥasan! Yā Ḥosain!" и постепенно превратилось в Хобсона и Джобсона.

@темы: история, XVIII век, XIX век, Ост-Индия

---

Великий слоупок в моем лице наконец-то узнал, почему во всех документах фунты обозначаются буквой l, пенни - d, а шиллинги - s. Все оказалось донельзя просто: libra, denarius, solidus. Еще те же фунты могут называться в определенных случаях - bob, а шиллинг - quid.
Вообще, я поняла, зачем в учебниках восемнадцатого века были задачи по переводу денег - арифметику тренирует прекрасно (попробуй в уме перевести 33 гинеи с четвертью в фунты через шиллинги и пенсы) и в делах лишним не будет. Вполне представляю себе людей, что счета не знали - прелесть что такое, но, разумеется, лишь для торговцев.

@темы: история, XVIII век

---

Бенджамин Уэст. Спасение генералом Джонсоном барона фон Дискау от томагавка индейца

Склон майора Роджерса

В те стародавние времена берега озер Лейк-Джордж и Шамплен были разорены войной. Там и сям тихие воды несли баржи англичан и французов, а у зеленых холмов раздавались пронзительные звуки сигнального рожка, грохот пушек и воинственные крики дикарей. Выдумка и история переплелись воедино среди здешних лесов, и память о деяниях тех дней все еще звучит в глухих уголках. Неподалеку от Глен-Фоллс, посреди реки, есть пещера на утесе, где храбрый Ункас нес дозор вместе с Соколиным Глазом. Между ней и Лейк-Джордж лежат Кровавый Овраг и Кровавый Пруд, что получили свои названия от Кровавой Утренней Вылазки, которую снарядил сэр Уильям Джонсон сентябрьским утром 1755 года, чтобы задержать Дискау, пока Форт Уильям Генри не достроен. В последовавшей стычке были убиты полковник Уильямс, основатель колледжа Уильямса, и капитан Грант с Коннектикутской границы, прадед президента Гранта. И мертвых, и раненых швырнули в Кровавый Пруд; много дней после вода в нем была красна и жирна, а люди говорили, будто она принимает алый оттенок на рассвете и очищается на закате. Пленники, которых передали индейцам, имели мало надежд на спасение, поскольку белые союзники дикарей не могли противостоять их дикости и варварству. Слепая Скала зовется так, потому что индейцы привели на нее белого человека, вырвали у него глаза и швырнули их в золу у подножья. Пленников обычно пытали: с размаху загоняли сосновые иглы в плоть, вырывали ногти и резали тела ножами, прежде чем они отправлялись к столбу сожжения. Одного из английских пленников приговорили к прогону сквозь строй. Индейцы уже было собрались избить его, как только он пойдет между двумя рядами, но белый человек схватил младенца в люльке и бросил его в огонь, в поднявшейся же суматохе достал топор, перерезал путы своего товарища, приговоренного к смерти, и они сбежали.

Но самая известная история этих мест связана со скалой майора Роджерса или Склоном Роджерса, высокого обрыва у нижнего края озера Лейк-Джордж. Майор Роджерс вовсе не скатился вниз в кожаных штанах, но его спасение было не менее замечательным, чем если бы он все же ухитрился сделать так. Тринадцатого марта 1758 года, во время разведки вместе с двумя сотнями рейнджеров у форта Тикондерога, его застали врасплох французы и индейцы. Всего лишь семнадцать его людей избежали плена и смерти, а его самого загнали на самый край скалы. Благодаря короткой задержке краснокожих, которые потеряли его след, он выгадал время, швырнул свою походную сумку вниз и переодел снегоступы задом наперед, а затем спустился вниз, к лощине, по собственным следам до появления дикарей из лесу. Те заметили, что следы беглеца ведут к вершине, и решили, что он бросился с утеса и покончил с собой, предпочтя смерть позору плена. Каково же было их удивление, когда они увидели внизу, на глади замерзшего озера, майора, который быстро шел к форту Уильям Генри. Он вышел на лед через расселину в скалах, но индейцы, уверившие в его прыжок со скалы, сочли, что его спас Великий Дух, и испугались стрелять ему вслед. Сам того не зная, майор Роджерс избрал лучшее место для исчезновения, потому что индейцы относились к нему с суеверным страхом, искренне веря, что отсюда духи, охотившиеся в лесах, сбрасывали злые души и топили их в водах озера, вместо того, чтобы отпустить в страну вечной охоты. Майор добрался до казарм в целости и сохранности и поднял оружие против своей родной страны семнадцать лет спустя, когда колонии взбунтовались.

Отдельно, конечно, доставляет саксонец фон Дискау, который из Людвига Августа переименовался в Жана-Армана.

@темы: история, XVIII век, Семилетняя Война, Колониальная Америка, Американские сказки

---

Самая моя яркая эмоция от английских походов Клайва в Индии - вечное обалдение.

«Мы потеряли больше пятидесяти людей в этом сражении; до наступления рассвета отряд гренадеров взлетел на воздух из-за дождя вражеских огненных стрел, пролившегося на их головы; огонь поджег порох, который они несли в карманах».

Еще, оказывается, тогда уже был рецепт концентрированного супа для долгих путешествий. Бульон из телячьей ножки уваривали до плотности хорошего клея, потом высушивали, пока не получали твердую плитку, которую можно было везти с собой в кармане... Век живи - век учись.

@темы: история, XVIII век, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию

---

Разделение саранаков

В середине прошлого века многочисленный народ индейцев Саранаков населял леса Верхнего Саранака, сквозь которые шла индейская тропа-волок, и они называли ее Путем Орлиного Гнезда. Когда бы они ни нападали на Тахави у подножья горы Тахавус, всякий раз двое юных силачей, Волк и Орел, соперничали друг с другом: кто добудет больше скальпов, и племя в восхищении перед ними делилось на двое. Был лишь один человек, которому происходящее не приходилось по душе – старый сэйчем, один из шаманов, кто спасся, когда Великий Дух заточил этих служителей зла в дупла старых деревьев, стоявших вдоль тропы. Даже сегодня там можно увидеть иссохшие стволы и ветви – это те, кому повезло меньше, пытались вырваться и раздвинуть руками смыкавшуюся кору. Окуара не смягчился ни после пережитой опасности, ни после милости, благодаря которой он все еще жил на свете. Наоборот, его одолевала горечь, когда он видел, что племя, как ему казалось, больше думает о смелых и могучих воинах, чем о согбенном и злоумном советнике.
Наступил месяц зеленой листвы, и оба воина ушли охотиться на лося, но на следующий день Волк вернулся в одиночестве. Он сказал, что на охоте они разделились, и много часов он звал своего друга, и искал столь долго, что подумал, будто тот наверняка опередил его и вернулся в лагерь. Но Орла здесь не было. Сэйчем с мрачным лицом поднялся и сказал:
- Я слышу раздвоенный язык змеи. Волк завидовал Орлу и вонзил в его сердце клык.
- Волк не может солгать, - ответил ему юноша.
- Где же тогда Орел? – злобно спросил его сэйчем, стиснув рукоять томагавка.
- Волк уже ответил.
Старый сэйчем бросился на него, подняв томагавк, но наперерез ему кинулась жена Волка, закрыв своего мужа, и томагавк рассек ей голову. Вождь упал чуть позже, с ножом Волка в сердце, и лагерь охватило смятение. Прежде чем миновал день, лагерь разрушился, и среди людей поселился раздор, поскольку теперь невозможно им было жить в мире. Волк с половиной людей спустился вниз по Гремящей реке к новым охотничьим землям, и почва, что разделила семьи, окрашивалась в красный цвет, когда бы одна сторона не встретила другую.
Прошли долгие годы, пока одним прекрасным утром верхнее племя не увидело каноэ, что приближалось к ним, пересекая озеро Серебряного Неба. Старик вышел из него: это был Орел. После того, как они расстались с Волком, он попал в расселину среди камней и лежал там беспомощным, пока его не нашли охотники, что шли в Канаду. Он воевал с англичанами против французов, взял себе в жены скво с севера, но вернулся умирать среди людей, которых любил в молодости. Глубока была его скорбь, когда он узнал, что его друга обвинили в его убийстве и из-за этого утверждения счастливое когда-то племя разделилось. Воины и сэйчемы двух родов созвали совет и в его присутствии поклялись хранить мир, потому по прошествии времени Орел мог умереть удовлетворенным.
Мир сей сохранялся всегда.

@темы: история, Американские сказки

---

Нет в словах ниже никаких сомнений, хотя история подобна в чем-то живописи - и на картины, и на прошедшие события, - лучше смотреть издалека и с холодным сердцем. Если взять любое событие, что сейчас волнует нас, то чаще всего его наступление современники встречали относительно равнодушно, и их умы волновало совсем иное, чем последствия для них и для будущего.

«Клайв был гангстером, добившимся почестей, фальсификатором, лжецом и жуликом, что он и сам признавал. Его так называемые военные операции смешны, если сравнить их с кампаниями современных ему полководцев. «Государство», которое он основал и которым управлял в течение семи лет, занималось только лишь разбоем, преследовало единственную цель извлечения максимальной выгоды из якобы управляемых территорий. Английские историки предпочитают замалчивать период с 1757 по 1774 г., но достаточно сказать лишь одно: ни в какой период длительной истории Индии, даже в царствование Тораманы или Мухаммеда Туглака, народу не приходилось сносить такой нищеты, как в Бенгалии во времена Клайва».

Паниккар К.М. Очерк истории Индии

@темы: история, XVIII век, Ост-Индская Компания

---

«Сладко мечтать о жизни грядущей, представляя, что окружают тебя и дружески беседуют с тобою все мудрые, добрые люди, которые когда-либо трудились на благо человечества и в награду за свои труды вступили теперь на почву новой, высшей жизни; но в известном смысле сама история уже уготовала нам тенистые сени, где проводим мы время свое в обществе рассудительных и справедливых людей самых разных времен. Вот предо мною — Платон, а вот я слышу дружелюбные вопросы Сократа и разделяю с ним судьбу его последних дней. Марк Антонин тихо беседует со своею душой, а вместе с тем беседует и со мной; и повелевает нищий Эпиктет, он — могущественнее царей. Туллий-мученик и злосчастный Боэций обращаются ко мне и поверяют мне свои судьбы, печаль и утешение своей души».

Иоганн Гердер. Идеи к философии истории человечества. Книга пятнадцатая.

@темы: история, XVIII век, любовь, которую ты нашел в аду, влюбленные весенние коты

---

Все-таки на тамошней, американской земле суеверия в чем-то напоминают мне возвращение к язычеству.

Череп в стене

Над дверью здания суда Гошена в стену вмурован череп. Его вынули из гроба в 1842 году, когда только-только заложили фундамент. Люди говорят, будто нет никаких сомнений, что он принадлежал Клодиусу Смиту, и этот человек полностью заслужил подобный позор.

Перед войной за Независимость Смит был фермером в Монро и процветал достаточно, чтобы не гнуть спину под налогами короля; нечего говорить о его злобе к надеждам бедных соседей на новое правительство; разумеется, он стал на сторону англичан. После того, как была напечатана декларация Независимости, расположение к монарху подтолкнуло Смита к решительным, но неприглядным действиям, он собрал отряд из тори и, воспользовавшись тем, что почти все мужчины в окрестностях ушли в колониальную армию, начал разорять край столь беспощадно, как красные мундиры на поле боя.

Он грабил дома и амбары, чтобы после их сжечь, насиловал женщин, уводил скот и лошадей, убил нескольких смельчаков, что попробовали защитить свое имущество. «Походы» свои он замышлял в такой тайне, что никто не знал, в какой час и откуда ждать беды. Когда он убил майора Натаниэла Стронга в Цветущей Роще, негодование возросло настолько, что все принялись ловить убийцу, за его голову была назначена денежная награда, чтобы подстегнуть бдительность охотников, и, в конечном итоге, Смита поймали на Лонг-Айленде. Его отослали назад в Гошен, судили, вынесли приговор и двадцать второго января 1779 года повесили в компании пяти его сообщников. Тела отступников были похоронены на тюремном дворе, на том самом месте, где стоит нынче суд, и старожилы опознали скелет Смита, когда его случайно выкопали, по необычно высокому росту. Фермер из ближайшего городка украл берцовую кость, а каменщик наполнил череп Смита известью и вмуровал в стену, где тот остался надолго.

@темы: история, XVIII век, Война за Независимость, Американские сказки

---

Один знакомый задал вопрос, почему на картинах старых европейских мастеров, описывающих сюжеты библейские, люди часто одеты в одежды, современные мастеру, и аргументировал это тем, что художник плевал на историчность (будто бы зная, как должно быть).
Так вот: все это было не совсем так, хотя вывод человек сделал правильный )) В Средние века, где-то до эпохи Возрождения, у людей не было чувства прошлого, которое есть у нас. Древние римские дороги для них существовали всегда, всегда был Бог, всегда был установленный распорядок жизни: мессы, молитвы, посты. Прошлое было другим, но неизвестно - насколько другим, и это было неважно на тогдашний день. Именно потому оно не разделялось четко с настоящим (впрочем, оно и сейчас не разделяется четко), и одежда на картинах не имела значения. Уже позже, ближе к эпохе Просвещения, художники задались вопросом: а как оно было тогда?
Что интересно, так это то, что не существует объективной историчности в искусстве, потому что восприятие истории у каждого субъективно, и, в целом, в каждом сознании события прошлого оцениваются и представляются по-разному. Каждый из тех, кто историей интересуется, может проверить это утверждение на себе: если взять любимый период и события из другого времени, то можно заметить, насколько насыщенней и полней событиями будет первый, насколько ось времени любимого периода субъективно длинней, чем ось чуждого душе. Объективно, кстати, такие удлинения времени тоже есть. Сто произвольных лет во втором-третьем веках легче рассматривать цельно, чем века семнадцатый-восемнадцатый.

@темы: история

---

"Заслуживает упоминания также то, что баснословные рассказы вовсе не являются украшением для истории, а похвалы являются вещью обоюдоострой, если, конечно, ты имеешь в виду не большую необразованную толпу, но людей, слушающих как строгие судьи, пожалуй, даже как сикофанты, от которых ничто не ускользнет, так как взор их острее Аргуса и они видят всеми частями тела; каждое слово они взвешивают, как менялы монету, и все поддельное сейчас же отбрасывают, а берут себе только подлинное, настоящее и чисто отчеканенное. Только с такими слушателями обязан считаться пишущий, а на всех остальных не должен обращать внимания, как бы они ни рассыпались в похвалах. Если же ты, пренебрегая первыми, будешь подслащивать историю баснями и похвалами и другого рода приманками, ты сделаешь ее подобной Гераклу, каким он был в Лидии: ведь ты, конечно, видел его где-нибудь на картине в рабстве у Омфалы, одетого в странную одежду; у Омфалы накинута на плечи львиная шкура, а в руке она держит палицу, точно она — Геракл; он же, в шафрановой и пурпуровой одежде, чешет шерсть, и Омфала бьет его сандалией. Неприятное зрелище представляет отстающая от тела, а не облегающая его одежда и принявшее женственные формы мужественное тело бога.

Толпа, может быть, будет хвалить тебя за это, но образованные люди, которыми ты пренебрегаешь, будут смеяться досыта, видя, как искусственно склеены в твоем труде разнородные и не соответствующие друг другу части; ведь всякой вещи свойственна особая красота, и если ее перенести на что-нибудь другое, она становится уродством. Уж я не говорю о том, что похвала приятна только тому, кого хвалят, остальным же она надоедает, особенно если в ней есть чрезмерные преувеличения, — а такой похвала бывает у большинства писателей, так как они ищут одобрения со стороны хвалимых и посвящают ей так много времени, что лесть становится всем очевидной. Такие люди не умеют поступать искусно и не затемняют своей лести, но, берясь за дело грубой рукой, смешивают все в одну кучу и рассказывают просто неправдоподобное.

Таким образом они не достигают даже того, к чему более всего стремятся; напротив, те, кого они хвалят, ненавидят их и справедливо отворачиваются от них, как от льстецов, особенно если это люди мужественного образа мыслей. Так поступил, например, Александр; когда Аристобул описал поединок его с Пором и прочел ему именно это место из своего сочинения, — он думал сделать приятное царю, выдумывая ему новые подвиги и сочиняя дела большие, чем действительные, — Александр взял книгу и бросил ее в воду (они в это время как раз плыли по реке Гидаспу) со словами: «И с тобой бы следовало сделать то же, Аристобул, за то, что ты за меня сражался и убивал слонов одним ударом». И понятно, что Александр должен был так рассердиться, раз он не потерпел самонадеянности архитектора, который обещал превратить Афон в его изображение и придать горе черты царя, но сейчас же узнал в этом человеке льстеца и уже не привлекал его более ни к каким работам.

Где же после этого приятность в подобных произведениях? Пожалуй, только совершенно безрассудный человек станет радоваться подобным похвалам, которые можно сейчас же изобличить. Так безобразные люди, и в особенности женщины, приказывают художникам писать их как можно более красивыми: они думают, что станут лучше оттого, что художник наложит больше краски и примешает много белил".

Лукиан не устареет никогда ))

@темы: Искусство, история

---

Книги на "не потерять"

Савельева И.М. Теория исторического знания - www.hse.ru/data/648/531/1240/SP_txtb2.pdf
Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX – XXI вв. : социальные теории и историографическая практика - www.academia.edu/4347439/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%...
Блок М. Апология истории, или Ремесло историка - historic.ru/books/item/f00/s00/z0000028/
Дройзен И.Г Историка. Лекции об энциклопедии и методологии истории - vk.com/doc264527874_411393994?hash=ff24bed84acc...
Коллингвуд Р.Дж. Идея истории - www.bellabs.ru/Books/History/index.html
Ферро М.Как рассказывают историю детям в разных странах мира - scepsis.net/library/id_914.html

@темы: история

---

Искала тут титулы шаха Алама (который в старых книгах именуется Allum-gueer), нашла прекрасное:
- во-первых, в гугле лежит «Полный географический лексикон» 1790-х годов, на русском, попавший в гугль почему-то из Словении. Совершенно милое чтение.

«Папенгеймъ - большой городѣ и главное мѣсто Графства тогоже имени въ Швабскомъ округѣ, двенадцатъ миль къ югу отъ города Нирнберга. Графы Папенгеймскіе имѣютъ здѣсь изрядной замокъ съ хорошими садами. Старшій изъ сего Графскаго дома пользуется преимуществомъ быmъ наслѣдственнымъ Маршаломъ Римской Имперіи. —»

«Пегу (Рegu), царство въ Азіи на полуостровѣ на той сторонѣ рѣки Гангеса, коего внутренностъ мало Европейцамъ извѣстна; да и предѣлы не сутъ непремѣнные, въ разсужденіи безпрестанныхъ новыхъ завоеваній тутошнихъ владѣльцевъ и новыхъ также уроновъ. Рѣкъ много, но главная течетъ до моря не меньше двухъ или трехъ сотъ милъ зовется по имени царства Пегу. Разлитіемъ своимъ на восемь милъ по берегамъ, также какъ рѣка Нилъ, утучняетъ землю, оставляя по себѣ жирной илъ дающій обильныя пажиты. Сарачинское пшено родится въ невѣроятномъ количествѣ. Главное богатство царства сего соспоитъ въ драгоцѣнныхъ камняхъ, какъ-то, яхонтахъ, топазахъ, сапфирахъ и аметистахъ. Пeгуанцы люди развращенныхъ нравовъ, паче нежели всѣ Индѣйцы. Они сутъ идолопоклонники, принимающіе два начала, доброе и злое. Поклоняются и тому и другому въ болезняхъ и бѣдахъ. По новѣйшимъ извѣстіямъ подвластно сie царство Аваскому владѣльцу, которой имъ овладѣлъ такъ какъ и Арраканскимъ. Европейцы посѣщаютъ тамъ только одинъ приморской городъ, гавань Сиріамъ, и далѣе въ землю ихъ не пропускаютъ».

А что там про Индустан понаписано да про Лондон и Пруссию )) Жаль, что в открытом доступе не нашла первый том.

- а во-вторых, выкинуло меня на классика венгерской литературы с романом "Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта":

Длинная цитата

— Сделаю все, что смогу, — заверил обвиняемый. — Итак: стоит в Бенаресе на берегу Ганга высокая башня. Из окна башни горизонтально тянется бамбуковый ствол толщиной в человеческий торс. Свисает с бамбукового ствола на длинной цепи большая клетка. В клетке сидит человек — ему протягивают на палке еду и питье. Клетка висит над заливом, образованным излучиной Ганга. Залив полон крокодилов. К вечеру страшилища вскидывают свои многозубые пасти над водой. И если пленник сумеет тем или иным способом сломать прутья клетки и нырнуть в залив, его неминуемо сожрут крокодилы.

Кто сидит в клетке?

Не кто иной, как его императорское и королевское величество шах Аллум — наследник Великих Моголов.

Почему он сидит в клетке? Да потому, что оказал гостеприимство его высочеству Мир Коссиму — бенгальскому набобу, когда англичане после битвы при Патне вытеснили этого набоба из родной страны. Чуть позже, после битвы при Буксаре, англичане захватили в плен самого шаха Аллума, и Мир Коссим бежал к набобу Ауда. Военачальником последнего был Зоммер. Англичане потребовали от набоба Ауда выдачи Мир Коссима и Зоммера. желая, очевидно, подвесить еще две клетки над заливом, чтобы Аллуму не было скучно.

Набоб Ауда избавил Зоммера от сидения в клетке и дал возможность бежать. Зоммер ушел к джаттам через реку Джумнак и набрал новый отряд. Англичане продолжали его преследовать, и он присоединился к принцу Раджпуту в Джудпоре. Организовал войско по европейскому образцу и победил раджей Хитора и Абнила, но, однако, не избавился от англичан. Не силой оружия, а хитростью вынудили его к повторному бегству, и в конце концов он очутился в Дели — главном городе Индии. Здесь его дружески принял Мирза Нуджуф — хан Сюльфикар аль Довла — верховный военачальник и всемогущий министр Великого Могола.

(— Этот Зоммер наверняка негодяй и проходимец вроде тебя, — уточнил советник.)

Большая честь для меня! Далее: Зоммер сумел в первый же день отблагодарить Нуджуф-хана за гостеприимство. Ночью во дворец попытались ворваться восставшие маратты и убить властителя. Зоммер со своим верным отрядом отбросил мятежников. Проклятые бунтари входили в число избранных солдат императора — ранее они осмелились захватить бывшего великого визиря, который не выплатил им жалованье, привязали его на палящем солнце с обнаженной головой и так и оставили, пока он с ними не рассчитался.

(— Не будем записывать. Дурной пример для европейских солдат, — заметил князь.)

Благодарный властитель поручил Зоммеру реорганизацию своей армии. Довольно быстро новый полководец набрал из туземцев и пришлых европейцев сильное войско, в течение года завоевал соседнюю Дассу, захватил ее столицу Агру, отчаянным штурмом взял крепость Дейгу — скалистую твердыню, считавшуюся неприступной, — и заточил в крепости сей набоба Невил Синга, В награду за победоносный поход властитель произвел Зоммера в короли Сердана — завоеванного края. Вот таким манером сын мелкого торговца пряностями из Трира сделался королем, правомочным владыкой богатой провинции.

Не сердитесь за обилие подробностей, достоуважаемые господа. Я так широко размахнулся для того, чтобы дать понятие об удивительных поворотах судьбы в тропических горизонтах. Хочу объяснить мотивы тяжких преступлений, само перечисление коих уничтожительно для меня: если я смогу убедительно описать страну и неслыханные обстоятельства, каждый возгласит: иди с миром! Не из сердца вырастают грехи — индийская земля рождает их, словно гремучую змею или анчара.

Надобно отметить, что провинция Сердана раз в десять больше трирского герцогства и доходы с нее несравнимы с доходами архиепископа. Сказочная, благословенная страна, богатая злаками, хлопком, табаком. Рядом со своей столицей Зоммер возвел крепость. Его армия держала соседей в почтительном страхе. Он пробился сквозь девственные леса Мевы, недоступные до сих пор иноземным завоевателям: здесь остановилось победное шествие Александра Великого, здесь постыдно отступили орды Чингиз-хана. Жители этой дикой чащи выходили только для того, чтобы грабить и облагать данью окрестное население. Зоммер проник в буйные тропические дебри, покорил туземцев, обратил их вождей в рабов императора. После того внезапно атаковал жестоких баллуков, что поливают алтари своих идолов кровью молодых девушек, и за неделю прогнал их из горных пещер. Схватился напоследок с мятежным Пертауб Сингхом — раджой из Джонагуры: хоть и не смог одолеть его силой, зато уговорил смириться льстивыми речами и обещаниями.

Властитель решил достойно вознаградить Зоммера. Он предложил полководцу в жены девушку несравненной красоты и знатного происхождения. Звали ее Сейб-Алниффа — на индусском языке «прекраснейшая из женщин». И тут Зоммер объявил, что возьмет в жены Сейб-Алниффу, только если она примет христианство. Властитель весьма удивился: неужто ему не подходит девушка из касты браминов?

— Очень подходит, — ответил Зоммер. — Потому и хочу, чтобы она приняла католическую веру. Я уже в летах, сын мой ни к черту не годен, и я его прогнал. Когда я умру, вдову, по обычаю браминов, сожгут вместе со мной. Будучи христианкой, она не поднимется на погребальный костер, а унаследует трон и станет бегумой, правительницей, и страна не попадет в дрожащие руки пьяницы сынка.

— Правильно, — согласился властитель и ради Зоммера разрешил миссионеру обратить в католичество молодую принцессу. Такой великой милости еще не удостаивался в Индии ни один европеец.

Прекрасная Сейб-Алниффа боготворила своего мужа, сопровождала во всех походах, всячески заботилась о нем и особенно охраняла от злейшей напасти — предательства, что опутывает индийских владык наподобие лиан тропического леса. Удачливый полководец, естественно, имел многочисленных завистников и конкурентов: англичане также не переставали наблюдать за действиями старого врага. Часто Зоммер избавлялся от смертельной опасности только чудом — чудом проницательных глаз Сейб-Алниффы. И все-таки удалось его отравить — герой скончался на руках верной красавицы супруги.

Тут-то и объявился в Сердане я — Зоммер пригласил меня командовать артиллерией. После смерти короля трон унаследовала его вдова под именем бегумы Сумро, оставив ни с чем королевского сына — субъекта беспутного и коварного.

Вот мне интересно: сколько читала переводов венгров (не так уж и много, если честно; с ходу назову имени три), у них всегда повествование и его язык сильно отличаются от привычных традиций. Дело ли тут в переводе или в самом языке/мышлении? У немцев двадцатого века (к примеру, Ремарк, Фаллада, Грасс) тоже есть определенные маркеры для моего восприятия, в отличие от предшественников.

@темы: история, XVIII век, влюбленные весенние коты, ты забыл ответить

---

Хочется низко поклониться переводчикам прошлых лет, когда не было интернета, не было добротных словарей, не было специальных знаний и не было возможности ими овладеть, тем более, в краткие сроки. Когда надо было прочувствовать текст на чужом языке, проникнуться настроением, чтобы найти точное слово и точный образ, заменить, где надо обороты, и часто на одном лишь энтузиазме. Да, появлялись уродцы вроде "шляпки с вуалью" в девственных лесах колониальной Америки или чудовищных дословных переводов Смоллетта, но все же силы, приложенные к переводу в тех условиях, несравнимы с сегодняшними.

Это сегодня довелось разбирать псалмы протестантов и сравнивать их с нашими в процессе перевода: то, что англоязычному человеку восемнадцатого века понятно по контексту, потому что он знал свои псалмы наизусть, приходится искать соответствие в наших; нумерация и толкования иногда (неожиданно) сбиты. Вообще очень интересно - через подобные аллюзии, отсылки и язык понимаешь, как мыслили в то время, и насколько это отличается от нас.

Из дневника одиннадцатилетней девочки далекого 1771 года:

Вчерашней цитатой мистера Бикона был псалом 149:4 «Яко благоволит Господь в людех Своих, и вознесет кроткия во спасение». Его наставление было вот каким, а именно: спасение Божьих людей состоит, в основном, в Святости. Имя «Иисус» значит Спаситель. Иисус спасает своих людей от их грехов. Он возрождает дух в их умах и пишет Закон в их сердцах. Мистер Бикон спрашивал «Что есть красота?» или «Из чего истинная красота состоит?» Он отвечал: «в святости» и много говорил об этом, но я не запомнила, что именно. Поскольку тетя говорит, будто лишь теперь у нее появилось свободное время помогать мне, то пока я могу рассказать вам всего чуть-чуть из того, что запомнила без ее помощи, то, что пересказывала ей вчера за чаем. Он сказал, что в конце обращается к молодым людям: «Мои дорогие юные друзья, вы радуетесь красоте, и вам нравится думать, что вы красивы; но позвольте мне сказать вам: никогда вы не будете прекрасны, пока не станете подобны дочери Царя, великолепной внутри; все украшения, что вы можете надеть, пока ваши души нечестивы, делают вас похожими на бледных мертвецов, наряженных снаружи, но полных безобразия внутри. Без сомнения, вы можете счесть меня невежей, раз я говорю с вами в подобном тоне, но я должен зайти чуть дальше и сказать вам, как бы это ни прозвучало для вашего нежного слуха: пока нет в вас святости, ваша красота есть безобразие. Все вы черны донельзя и перепачканы, уродливы и тошнотворны всякому святому созданию; гнев Господень падет на вас, и если вы умрете такими, то уродливые дьяволы ввергнут вас в ад, навечно».

@темы: история, XVIII век, Колониальная Америка, Анна Уинслоу