Не люблю ходить привычными маршрутами, чего бы это ни касалось. Работа. Учеба. Ежедневная дорога домой.

***
Были сегодня в зоопарке; на морских ежах вспомнилось, что хотела еще написать про Черногорию и про наших, русских, и что именно хотела написать, и что до сих пор хочу сесть и написать. Похоже, надо составить список идей, иначе я опять все забуду. За нашу историю, кстати, мне браться трудней. Не потому что не люблю ее. Я в ней пока хожу с полузакрытыми глазами: мало мемуаров читала, мало законов, мало статистики, мало глядела на картины и гравюры - в отличие от австрийской, американской и британской.

Вообще, мне кажется, что я - идеальный молчаливый графоман, который все пишет и пишет, иногда скромно надеясь, что его заметят, выбрасывая части черновика на СИ (хотя почти никогда не бывает, чтобы молчаливых замечали, и я не питаю иллюзий, что история и произведения в этом сеттинге - будем говорить по-деловому - вообще интересна многим), и стесняется рассказывать о чем-то своем, мол, кому это будет интересно? С восхищением гляжу на людей, которые не боятся давать отчет себе и другим, рассказывать всем и каждому о том, что над чем они работают, приводить цифры отказов и статистику прогресса (хотя это больше характерно для зарубежных начинающих авторов), рекламировать свое творчество. Но все это не совсем то для меня, а что именно - то, я не знаю.

***
Пока шла домой, сама себе рассказала маленькую историю из тех времен, когда Петербург был еще совсем молод. Запишу ли, вспомню ли завтра - то неведомо.

@темы: Персонажи и их автор

---

Как ни странно, но в ЖЖ я чувствую себя спокойней. Надо сказать, невольно такое состояние призывает к откровенности: больше говорить о себе, о своих мыслях, о том, что волнует.

Сейчас разбирала книги, которыми у меня завален стол: картины рококо, Хогарт, Рейнольдс, Гейнсборо, Пер Хиллестрем, история Вены, книги о Марии-Терезии и Иосифе Втором, краеведческие очерки по Лондону и Вене восемнадцатого века, атлас Войны за Независимость, жизнеописание Роберта Клайва... И все на немецком или английском (кроме Хиллестрема, он внезапно на шведском). Невольно вспомнилось, как мне посчастливилось найти на Авито коллекцию книг по истории европейских армий XVIII-XIX веков: книжечки были бережно обернуты в самодельные обложки из кальки, кое-где подчеркнуты важные места; все любовно было собрано человеком, который знал в этом толк и знал истинную им цену, однако его наследник продавал их за бесценок. Жаль будет, если и эти книги постигнет когда-нибудь такая же судьба. В чем-то они уникальны.

Кстати, сегодня годовщина Семилетней Войны. Кровавой войны, о которой мы знаем лишь урывками. Все время вспоминаю рисунок Ходовецкого - той вдовы, что в мужней, солдатской одежде просит милостыню с грудным ребенком в руках. Сколько судеб она переменила! Редактирую Камилу и думаю о том, что было бы, выживи ее отец во время этой войны. Не умерла бы мать, не продали бы ее саму родственники, и жила бы работящая девочка счастливо и такого горя не знала. Очень люблю думать о том, что было бы - как о своих персонажах, так и о себе самой. Ужасная привычка, если честно.

@темы: О книгах, XVIII век, Камила, а жизнь продолжается!, ты забыл ответить, Семилетняя война, Персонажи и их автор, Жизненное

---

Захват Герии в феврале 1756 года

Айвз неожиданно оказался участником похода против Конхаджи Ангре. Очень интересно читать подробности от свидетеля взятия Герии! Кроме Карнака, в заметках появился и Клайв, еще в чине подполковника - знакомые все лица.
А у меня появился жж. Так что, если кто-то из знакомых там есть, время обменяться контактами.

@темы: история, XVIII век, а жизнь продолжается!, Ост-Индия, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию

---

Dans ce pays-ci, il est bon de tuer de temps en temps un amiral pour encourager les autres.
Voltaire

Казнь адмирала Джона Бинга 14 марта 1757 года на борту HMS "Monarch"

Формально за невыполнение долга при битве за Минорку, но адмирал еще покритиковал состояние кораблей, состояние английских складов в Гибралтаре и невозможность восстановить флот для боевых действий. Пишут, что Георг Второй лично отклонил прошение заступников о помиловании.
В описании картины сказано, что глаза были завязаны против желания адмирала, чтобы не смущать солдат, белый платок служил сигналом к выстрелам, слева стоит личный секретарь адмирала, которому тот подарил платок. Картина достаточно точная, как уверяет хранитель музея в Гринвиче, поскольку в корабельном журнале осталась следующая надпись: "at 12 Mr Byng was shot dead by 6 Marines and put into his coffin". А вот художник, нарисовавший ее примерно в 1760 году, так и остался неизвестным.

@темы: история, XVIII век, Искусство, Семилетняя Война

---

В продолжение предыдущей записи. Тот человек, что жалел о невозможности увидеть города без засветки, дал замечательную ссылку на галерею фотографа Тьерри Коэна

@темы: Искусство

---

Miniver Cheevy, child of scorn,
Grew lean while he assailed the seasons;
He wept that he was ever born,
And he had reasons.

Miniver loved the days of old
When swords were bright and steeds were prancing;
The vision of a warrior bold
Would set him dancing.

Miniver sighed for what was not,
And dreamed, and rested from his labors;
He dreamed of Thebes and Camelot,
And Priam's neighbors.

Miniver mourned the ripe renown
That made so many a name so fragrant;
He mourned Romance, now on the town,
And Art, a vagrant.

Miniver loved the Medici,
Albeit he had never seen one;
He would have sinned incessantly
Could he have been one.

Miniver cursed the commonplace
And eyed a khaki suit with loathing;
He missed the medieval grace
Of iron clothing.

Miniver scorned the gold he sought,
But sore annoyed was he without it;
Miniver thought, and thought, and thought,
And thought about it.

Miniver Cheevy, born too late,
Scratched his head and kept on thinking;
Miniver coughed, and called it fate,
And kept on drinking.

1910
E.A. Robinson

Читала вчера интересное обсуждение, напрямую относившееся к вышеприведенному стихотворению - "Для каких вещей вы родились слишком поздно?" Было очень интересно почитать ответы, и тем интересней, что отвечали на него англичане, американцы и индусы. Часть сожаления была вполне понятной - это невозможность встречи с любимыми учеными, писателями и музыкантами, такими, как Фейнман, Азимов, Фредди Меркьюри и Курт Кобейн, часть желаний относилась к спорту - побывать на знаменитых матчах и играх, но были и очень интересные ответы.
Один из таких ответов: "Я родилась слишком поздно, чтобы ненавидеть белых людей" от негритянки, которая вышла замуж за белого, и которой пришлось приложить немало усилий, чтобы примирить своих родителей с этим фактом. Или: "Я жалею, что не успел стать одним из поколения Биттлз". "Посмотреть на звездное небо, не засвеченное городскими огнями". "Увидеть великие стройки, которые изменили географию мира". "Послушать по "Радио Индия" о запуске Аполлона-11 и обсудить эти новости в кофейне". "Я родилась слишком поздно, чтобы быть привязанной к одному месту". "Я родился слишком поздно, чтобы по-настоящему ценить компьютеры". Один человек написал о том, что хотел бы родиться в восемнадцатом веке, чтобы понять, почему те идеи до сих пор актуальны и как разорвать круг, по которому мы ходим. Писали и о том, чтобы побывать во время освобождения Индии от британской власти, и о войне за Независимость Америки, во время древних войн (потому что человек склонен их идеализировать). С истинно индийским почтением к традициям один человек писал, как его дед рассказывал - каким счастьем было отстоять раз месяц в очереди, чтобы получить настоящие деньги и подержать их в руках, чтобы потом спрятать их не в банке, а дома. Увидеть чистый Мадрас. Встретиться со своими предками. Попробовать вкус еды, которая была раньше. "Я родился слишком поздно, чтобы стать уважаемым инженером". Я не могу посылать телеграммы. Я не могу держать литературный салон. Я не увижу комету Галлея. Я не отведаю мяса птицы дронт.

Теперь я сижу и думаю, как бы сама ответила на этот вопрос. Кажется, меня все устраивает, но устраивало бы еще больше, если б можно было быть невидимым свидетелем прошлого.

@темы: влюбленные весенние коты, монолог убийцы/жертвы

---

Дейдре вернулась из летних странствий, и от ее постов, а также, оттого, что я нашла в сети три сезона "Horrible histories", которые уже несколько лет как выложены с субтитрами (а я-то распознавала их на слух! Не то, чтобы это было трудно, да и хорошая практика аудирования, но тем не менее), полезла в командное соо, чтобы пересмотреть их, особенно "Born 2 Rule". Выяснилось, что на тытрубе их выпилили по просьбе BBC. Чувствую себя злобным пиратом...

Есть более позднее, официальное выступление BBC Prom, но это не то, совсем не то! В передаче было душевней. Причем, что характерно, из свободного доступа выпилили только эту песню. Но ради ностальгии я таки нашла ее в относительно хорошем качестве.

HORRIBLE HISTORIES: "BORN 2 RULE" - The 4 Kings Georges (Legendado PT-BR) from Vida Cristal (Traduções PT-BR) on Vimeo.

@темы: влюбленные весенние коты, заключительные титры

---

Глава пятая
Эскадра отправляется из Мадраса к Тринкономале[1] на Цейлоне. Описание гавани и острова. Сведения о коричном дереве и пр., о камнях, овощах и животных. Особое описание тигра, слона и нескольких видов ядовитых насекомых, а также прочее

На Коромандельском берегу северо-восточный муссон* дует с ноября по апрель, и иногда даже в мае, после чего меняется муссоном с юго-запада. Вдоль берега течение обычно сопутствует ветру: вода идет на север при юго-западном, на юг – при северо-восточном. Чтобы избежать возможной опасности, что столь часто возникает при перемене муссонов, мы вышли из Мадраса седьмого апреля в сопровождении Кумберленда, Тигра, Сэйлисбери и Бриджуотера, и направились к Тринкономале на острове Цейлон, и двадцать второго того же месяца встали на якорь в его гавани. В пять пополудни губернатор минхер Ван Бомонт взошел на борт, чтобы поздравить адмирала с благополучным прибытием в Тринкономале, и предложить ему любое содействие в вышеуказанном месте. Когда он покинул корабль, мы дали в его честь салют из тринадцати пушек. После он навестил коммодора Покока на Кумберленде, и по завершению визита ему отсалютовали из такого же количества пушек. На следующий день капитан и коммодор в сопровождении всех капитанов эскадры навестили губернатора в крепости; в парадном зале их встретили звуками труб, барабанным боем и тремя ружейными залпами. После того, как джентльмены выпили кофе, чаю и один-два бокала вина, они распрощались. Когда они входили в крепость и покидали ее, в их честь дали залп из двадцати одной пушки.

*В индийских морях, в тропиках, есть разновидность ветра, которую моряки называют муссоном, что дует шесть месяцев в одну сторону, а следующие шесть – в другую.
Причина этого, в основном, такова: когда солнце достигает северных тропиков, несколько стран – Аравия, Персия, Индия и др., - нагреваются больше и отдают больше жара, чем моря по ту сторону экватора, лишенные солнца; потому ветер, вместо того, чтобы дуть оттуда в страны за экватором, дует в противоположную сторону; и когда солнце покидает эти страны и приближается к южным тропикам, ветер меняет направление на противоположное. Во время перемены ветра в индийских морях начинаются бури, и навигация становится крайне опасной.
Натуралистическая философия Роунинга, часть первая

Гавань Тринкономале очень хороша для кораблей, что заходят туда в бедственном положении, и, возможно, лучше подходит для пополнения запасов леса и воды, чем любая иная в Ост-Индии. Она сильно напоминает Портсмут и почти полностью окружена сушей, но последнее обстоятельство в таком жарком климате можно скорее признать неудобством, поскольку таким образом преграждается путь для морских бризов, столь необходимых для каждого человека на борту, чтобы освежиться. Торговля в этом порту идет неважно, и ясно видно, что единственная цель голландцев, ради которой они укрепляют эту и несколько прочих бухт и рек вокруг острова, не допустить другим нациям селиться здесь или хоть как-то торговать с местными.
Остров Цейлон очень велик, двести пятьдесят миль длиной и двести – шириной. Внутренняя его часть принадлежит туземцам, которые исповедуют генту, и они зовут своего короля Кэнди. Голландцы позаботились оставить за собой все побережье, стараясь подарками ублажить короля, чтобы обратить богатства этой страны к собственной выгоде, но иногда они считают его слишком упрямым, и здесь их стремление к успеху сталкивается со значительными трудностями.
На этом острове можно встретить множество деревьев различных видов, таких, как эуфорбиум, тюльпанное дерево, эбеновое дерево, красное дерево, кассия[2], кокосовая пальма, хлопчатник, лайм, манго, лимон, черное и желтое тиковое дерево; у последних самая красивая древесина, но они так тверды, что пагубно действуют на инструменты краснодеревщика. Но дерево, особо растущее на этом острове, что является неисчерпаемым источником богатства для голландцев, - это коричное дерево, киннамон; оно растет дичком в любом лесу на юго-западе острова, неподалеку от Колумбо, но рядом с Тринкономале оно встречается редко. Дерево размножается с помощью птиц, поедающих его плоды, часть из которых они выбрасывают, и после семена пускают корни. Оно растет подобно нашему обычному орешнику; листья напоминают листья лавра и отличаются тем, что имеют три прожилки. Кое-кто пишет, что у него существуют три различных вида коры, но все соглашаются, что точно есть два. Та, что снимают, когда дерево еще в самой середине своего возраста, это лучшая корица. Слишком молодые деревца не подходят для того, чтобы содрать с них кору, а старые рубят на дрова. Из корней этого дерева добывают камфару; правда, это лекарство наилучшего качества привозят с Суматры, где оно продается в виде маленьких лепешек за невероятную цену в четыре фунта стерлинга за унцию. Из одного фунта чистой смолы, как говорили мистеру Томасу, можно получить сотни фунтов такой, что привозят к нам из Индии после подмешивания.
Кофе здесь тоже растет дичком, как и деревья, также и растения, из которых добывают копайский бальзам, шеллак, гамбоджу, чинквеномале. Никогда до этого не слышавший о последнем, мистер Томас вообразил, что это название, данное туземцами известному лекарству. Голландский хирург, живущий здесь, показал ему бальзам (или масло), перегнанный из чинквеномале, и уверил, что это очень хорошее лекарство от паралитического оцепенения. Этот же джентльмен подарил ему образец одной из местных смол, которую он назвал Бадуле; он сказал, что она обнаружена совсем недавно, и они еще не знают, как ее использовать.
Каждое утро и каждый вечер мы наслаждались дивным ароматом цветущих деревьев. Вначале мы приняли их за запахи коричника, но после оказалось, что это обычный кустарник, который растет на этом острове повсюду. Почва между высокими и каменистыми холмами, жирна и красна, а долины на редкость живописны; почти в каждой протекает речушка с чистейшей водой. Здесь также встречаются жилы черных кристаллов, смешанных со шпатом, железной, свинцовой и медной рудами. Я почти убежден, что здесь находят и олово, поскольку мистер Томас*, корнуэльский джентльмен, кто был особо любопытен до таких материй, заверил меня, что во время его пребывания на острове он подобрал хороший кусок оловянной руды, который обычно встречал в Корнуолле, и собирается отвезти его домой, чтобы показывать, как образец. Я должен только добавить, что если этот ценный товар действительно встречается в местных землях, поразительно, что хваткий голландец все еще не обнаружил его, голландец, кто никогда не жалел трудов для открытия чего-либо, если оно очевидно могло стать его преимуществом. Еще на острове добывают топазы, рубины, гранаты и пр., которые местные уроженцы находят, когда промывают почву для посадок. Ни ракушек харпы, ни вентельтрапа здесь найти нельзя, зато здесь есть множество разноцветных сердцевидок и прочих ракушек, которые обычно называют панамскими.

*Автор очень обязан мистеру Томасу за большинство наблюдений, сделанных неподалеку от Колумбо.

Мы обнаружили, что эта страна изобилует необычными редкостями, особенного внимания заслуживает крадущийся лист. Это, несомненно, разновидность кузнечика, у него есть все члены, который вы можете заметить у обычных насекомых: голова, ноги, крылья, тельце бледно-зеленого цвета, но формой и наружностью он точно напоминает лист.
Здесь можно встретить большое разнообразие дикой и домашней птицы, что продается за очень низкую цену. Дюжина птиц или пяток уток стоят всего рупию, меньше, чем полкроны в английских деньгах. Залив, где много бухт, изобилует рыбой, в частности, джедабой и султанкой, они очень дешевы. То же можно сказать о фруктах острова, таких, как ананас, джекфрут, банан, кокос, манго и пр. Ананас здесь можно купить за пенни или даже меньше, остальные фрукты – соразмерно. Деньги здесь такие же, как и в Голландии, единственное различие в том, что один каш стоит восемь доитов, а рупия – двенадцать кашей. Рупия стоит как бы не два шиллинга стерлингов или четыре голландских шиллинга; девяносто шесть доитов составляют рупию.
В больших количествах здесь водится обычный олень, а также гвинейский олень, другой рогатый скот встречается редко, и он очень мал. Один раз мы подстрелили шесть бычков во время остановки на Тринкономале, и их общий вес составил всего семьсот четырнадцать фунтов. Один из них весил всего семьдесят фунтов. Как отличались эти маленькие, жалкие зверушки от быков, которых мы убивали на Мадагаскаре, каждый из которых весил от шестисот до семисот фунтов и больше! Однако, как бы ни был мал и презренен род этих быков на острове, природа, похоже, с лихвой возместила убытки за счет колоссального размера слонов, которые, как говорят, больше, чем где-либо в известном нам мире*.

*но самых больших слонов поставляет Индия. Плиний

Несомненно, слон – самое необычное животное, и в полной мере заслуживает особого описания. Телом он широк и велик, обычно темного, грязного цвета, и хотя в полный размер он от двенадцати до четырнадцати футов высотой и от восемнадцати до двадцати в обхвате, однако его голова соразмерно больше, и что еще более удивительно, глаза у него точно напоминают кабаньи и совершенно такой же величины. Его ноги похожи на четыре больших колонны, скорее длинные, чем короткие, и сустав над ступней совсем как у кошки; сами ступни внизу круглы и не сильно выходят за корпус ног. Уши у него плоские, обвислые и поразительно большие, хвост маленький, но длинный, с несколькими щетинками на конце. В углах рта у него по клыку или зубу, которые мы называем «слоновой костью», в длину они шесть-семь футов у слона мужского пола, а у женского редко когда превышают и половины. Но самая удивительная часть его тела – хобот, который длинен и пол, как труба, и служит ему вместо рук**, чтобы есть, и слон способен шевелить им с необычайной ловкостью и силой и поднимать с его помощью мельчайшие предметы с земли, с помощью небольшого кончика, которым он может их обвить. Его обычная пища – листья деревьев, трава, зерно и сахарный тростник, который он особенно обожает. Несмотря на неповоротливость этого создания, движения его осторожны, и он ходит легко и достаточно быстро, со скоростью бегущего человека. Древние авторы приводят немало невероятных историй о сообразительности и изобретательности этих не до конца мыслящих животных. Говорят, что они испытывают привязанность, любовь, благодарность и весьма непритязательны. Нет ничего, чему бы они не могли научиться; Арриан[3], правдивый автор, свидетельствует, что видел, как слон танцевал с двумя кимвалами, привязанными к его ногам, и поочередно ударял по ним хоботом в такт, и многие его вида резвились вокруг него, выдерживая ритм с поразительной точностью.

** Слонам же придан даже хобот, потому что из-за огромного тела им доступ к пище затруднен. Цицерон. О природе богов. Книга II, 123

Плиний также, говоря о слоне, который нес на себе Пора[4] в битве, где тот сражался с Александром Великим, рассказывает нам, что, подметив, как его хозяин почти погиб от полученных ран, слон опустился на колени, положил хозяина на землю, не покалечив, и вытащил хоботом стрелы, попавшие в него; наконец, когда слон понял, что хозяин ослабел от потери крови, он посадил его назад, на спину, и в целости отнес его в лагерь: самый поразительный случай смекалки и благодарности слона. Потому неудивительно, что древние использовали их в войнах, и порой с большим успехом; но со времен изобретения огнестрельного оружия их нельзя использовать, как раньше, поскольку они поразительно пугаются выстрелов, и во время битвы, если начинается стрельба, часто поворачивают назад, на своих союзников, и сносят все, что попадается им на пути. Сейчас их, в основном, используют для перехода вброд глубоких рек и для перевозки грузов. После того, как погонщики нагрузят их тяжестью в несколько сотен фунтов, к ним привязывают веревки, за которые хватаются солдаты и либо плывут, либо переходят вброд через реку. Во время битвы тогда и сейчас слонам привязывают к хоботам цепи, и они вращают ими с такой быстротой, что враг не может к ним подойти. На войне этих животных используют еще следующим образом – проломить городские или крепостные ворота при плотной осаде. Слон поворачивается к воротам задом и начинает биться о них всем своим весом, пока не разрушит брусья и не проломает вход; и чтобы обезопасить себя от подобного, у большинства крепостей в этой стране на воротах стоят огромные колья, торчащие далеко наружу. Однако, пожалуй, эти чудесные животные содержатся больше для зрелищности и парадности, чем для пользы, и их содержание сопряжено с большими расходами, поскольку они поедают огромное количество провизии, и время от времени вам придется обильно угощать их корицей, которую они особо обожают. Мне говорили, будто для набоба вошло в обычай, коль он задумал разорить кого-нибудь, подарить этому человеку слона* и обязать содержать его с большим расходом, чем сей джентльмен может себе позволить; если же тот расстанется со слоном, то навлечет на себя неудовольствие гранди и, кроме того, лишится всех почестей, которые, по мнению его сородичей, дарованы с сим значительным подарком.

*…Евтрапел, кому вред принести он захочет,
Тем дорогие дарил одеянья:..
Квинт Гораций Флакк, Послания, книга 1, послание 18, строка 31

Представления индусов о слонах различны. С древних времен и по сегодняшний день у уроженцев Востока существует обычай помещать всю мудрость в короткие предложения или поговорки, аллегории и притчи. Некоторые из индусов буквально верят, что земной шар поддерживает слон, и это мнение, возможно, появилось из местной поговорки подобного толка, но которая, однако, значит лишь то, что торговля страны в большой степени зависит от слонов. Я не мог не заметить также, что почти в каждой их пагоде или молитвенном месте на стенах можно найти изображение этого существа. Некоторые воображают, что слон здесь означает Божье всезнание, хотя другие, скорей, полагают, что ему возносят хвалу, как существу, одаренному большей остротой ума, чем сами люди, и потому просят его поделиться частью мудрости.
Туземцы рассказывают иной случай сообразительности этих созданий: в военном походе они подбирают каждую заметную ветку на пути, и иной раз к вечеру вязанка становится такой большой, что на ней можно приготовить всю провизию, предназначенную на ужин.
Но чтобы не повторять множество слухов о них, вот следующие подробности, которым я был свидетелем. Обычно слоны стоят в тени раскидистых деревьев, чтобы уберечься от укуса мелкого муравья, который повергает их в неописуемый ужас, несмотря на их огромные размеры. Чтобы он незаметно не подкрался к ним, слоны набирают хоботом пыль и песок и бросают их себе на голову и спину; мало того, иногда они берут пучок соломы или травы и чистят им свой перед, одновременно обметая щетинистым длинным хвостом зад. При первом вашем приближении они обучены погонщиком сделать салам или знак послушания – почти упасть навзничь и извлечь невероятный хрип из глотки, весьма напоминающий первый раскат грома. Затем погонщик садится верхом на его плечи, что невозможно сделать без помощи самого слона, который нарочно для этого сгибает ногу: первым делом погонщик ступает на нижний сустав, потом – на колено и уже потом карабкается на спину, цепляясь за длинное слоновье ухо. После того как слон покажет множество трюков, повинуясь командам, вас нижайше попросят положить на землю серебряный фанам, чтобы показать, насколько ловок слон в подбирании малейших предметов хоботом; эту мельчайшую из монет он нащупывает, пока не найдет, затем поднимает и отдает смотрителю, восседающему на его спине. Напоследок слон вытягивает хобот во всю длину, чтобы пожать вам руку, и этим церемония заканчивается. Еще одним обстоятельством, что я наблюдал, было следующее. Когда бы они не пили, они всегда вначале баламутят воду и пачкают ее ногами. Причина, по которой они это делают, состоит в том, что галька и камушки, которые они таким образом глотают, помогают переварить им пищу, а вовсе не потому, как утверждают некоторые, что якобы слоны ненавидят собственное отражение. Еще одна особенность этих животных – их удивительный возраст. Если мы можем положиться на рассказы Филострата в его жизнеописании Аполлона Тианского и поверим, что этот великий путешественник видел того самого слона, на котором Пор ехал во время битвы с Александром, то слону должно было перевалить за четыреста лет. Твердо верят в то, что слоны живут от двух до трехсот лет, и, несомненно, что они полны сил в возрасте за сотню, но, похоже, что ничто надежно не знаменует точный срок их жизни. Когда бы я ни спрашивал у любого из индусов об этом, они всякий раз отвечали: «Этот слон принадлежал моему прапрадеду».
Местные ловят слона так: у них есть два тесно огороженных места: в одном - несколько акров земли, второе – поменьше. Когда они намереваются поохотиться, что всегда делают ночью, то собирают большую компанию, и у каждого человека на голове сосуд с огнем. Как только слон завидит огонь, он начинает следовать за ним; один из людей отделяется и бежит к большему загону, бросает там огонек и карабкается на дерево; слон тотчас же начинает топтать и разметывать огонь. Когда их становится много в большом загоне, они перекрывают проход и друг за другом заманивают зверя в маленький, где животное связывают и везут домой с помощью ручных слонов. Однако иногда людей застигают врасплох до того, как они войдут в большой загон, тогда они бросают огонь и спасаются на ближайшем дереве.
Тигр – тоже обитатель Цейлона; этот зверь, хоть и встречается в других странах, все же больше уроженец Ост-Индии. Малабар особо славится тиграми; кажется, здесь их три вида, но тот, о котором я хочу рассказать, - наибольший, и его называют Королевским Тигром, чтобы различать с прочими. Шкура у него желтого, песочного оттенка с черными полосками, блестящая и гладкая; голова и пасть – огромны, взгляд невероятно жив, клыки – желты и длинны, лапы очень тонкие, но с невероятно острыми когтями, а хвост – в непрерывном движении. Говорят, что тигрица отличается большей свирепостью, чем тигр, особенно в юности, но оба они – хищники самого жестокого и необузданного характера, поскольку замечено, что лев никогда не пожирает своей добычи, пока та не умрет, и от великодушия нрава даже вздыхает, хотя сам убил ее; тигр же терзает свою жертву заживо и, кажется, находит удовольствие в ее муках. Если ему попадется труп лошади или овцы, он не тронет его, но если тигр, тигрица и их детеныш встретят стадо коров или отару овец, то они не преминут навести ужасное опустошение среди скота; они лишь пьют кровь и потрошат немногих из овец, но известно, что за ночь они могут уничтожить восемьдесят овец. Обычно они прячутся в чаще, откуда они с невероятной свирепостью нападают на человека или животное, проходящих мимо. Месье Тевено[5], французский писатель, говорит, что «если человек смело стоит во весь рост, не выказывая страха, ни лев, ни тигр не отважатся напасть на него». Похоже, это утверждение безосновательно, во всяком случае, я не решился на подобный эксперимент. Хорошо известно, что из компании в десять человек тигр выберет одного особого, и они редко пытаются атаковать белого человека, если рядом есть туземец. Причина такой избирательности, вероятно, в том, что тигры привыкли к туземцам и чаще охотятся за ними, чем за европейцами, которые для них чужаки.
Леса на этом острове кишат различными ядовитыми тварями, такими, как огромные змеи – один раз я видел змею пятнадцати футов в длину и тридцать дюймов толщиной, - скорпионы, сколопендры, пауки, тарантулы и пр. Как-то я видел здесь паука размером с жабу, покрытого бурым волосом; его лапы были толщиной с табачную трубку и больше чем четыре дюйма длиной. И скорпион, которого нашли в куске дерева и принесли на борт девятого мая, оказался восемь дюймов в длину от головы до хвоста, не считая когтей; панцирь у него было тверд, как у краба. Здесь я убил многоножку длиной в семь дюймов.
Уроженцы этого острова тучней всех индусов, которых мне доводилось видеть. Мистер Нокс в своей Истории приводит немало странных вещей среди их обычаев и веры, но мне не представилось возможности быть свидетелем хотя бы одной из них. Он говорит, что «они по-разному заботятся о своих мертвых. Некоторые сжигают тела (что не странно для Индии), некоторые же бросают расчлененные трупы на ветви высоких деревьев». Это может быть правдой, потому что как-то раз, когда наши дровосеки валили дерево, с него упал череп и множество человеческих костей; а еще я видел тело, повешенное на дереве.
Другие историки свидетельствуют, что местные уроженцы питаются человеческой плотью, мало того, что они пожирают тела умерших родственников, воображая, что нет лучшей могилы, чем собственные кишки, поскольку таким образом они думают, будто мертвые превращаются в их плоть и вновь живут в них самих. Этот ужасающий обычай приписывается древним скифам, и, возможно, имел раньше хождение среди обитателей Цейлона, но ныне почти исчез и там, и там. Однако даже в наши времена поговаривают, что островитяне делают чаши из черепов своих родителей*, с расчетом сохранить почтительные воспоминания о них даже среди радости и веселья. Какое различие этот обычай показывает между нами и ими! Ведь нам подобные зрелища покажутся пугающими и печальными, а им – знакомыми и радостными.

*Сэр Уильям Темпл замечает во втором томе Miscellanea, что повсеместным и устоявшимся убеждением среди западных скифов являлось то, будто все те, кого они потеряли в битвах и войнах, будь то завоевание соседей или резня с врагами, и кто умер в битве или жестокой смертью во время дерзких авантюр или переходов, немедленно отправляются в обширные чертоги или дворцы Одина, их бога войны, который всегда принимает подобных гостей, и они веселятся за вечно накрытыми столами, пируя и празднуя, и каждый человек пьет вино из кубка, сделанного из черепов поверженных врагов, и, чем больше их убито, тем лучше чествуют и тем усердней развлекают в этих палатах удовольствий.
Как это убеждение появилось в умах этих жестоких смертных и какое влияние оно имело над их мыслями и чувствами о смерти и жизни, лучше всего представлено в двадцать пятом и двадцать девятом стансе в песне (или погребальной песне) Рагнара Лодброка[6], их знаменитого короля, которую он сложил на руническом языке около восьмисот лет назад, после того, как его укусила змея, и перед тем, как яд распространился по его телу. Полный текст этого сонета приводит Олаус Вормиус[7] в Literatura Runica. Но в самом деле необычно то, что подобного рвения и удовольствия в умирании никогда не встречалось ни в других произведениях, ни в человеческих фантазиях. Эти стансы переведены Олаусом Вормиусом на латынь.

STANZA XXV.
Pugnavimus ensibus,
Hoc ridere me facit semper
Quod Balderi patris scamna
Parata scio in aula.
Bibimus cerevisiam
Ex concavis crateribus craniorum:
Non gemit vir fortis contra mortem
Magnifici in Odini domibus,
Non venio desperabundus .
Verbis ad Othini aulam.

STANZA XXIX.
Fert animus sinire,
lnvitant me Dysae:
Quas ex Odini aula,
Othinus mihi misit ,
Laetus cerevisiam cum Asis
In summa sede bibam,
Vitae elapfae sunt horae,
Ridens moriar.

Пустые стволы деревьев туземцы используют как лодки, но когда такая лодка получается слишком маленькой из-за своего размера, они надстраивают сверху корытце, квадратное с обеих сторон; лодки эти – двенадцать-четырнадцать дюймов в ширину и достаточно длинны, нижняя часть дерева гораздо шире, у них есть уключины и паруса, весьма похожие на мадагаскарские. Есть лодки гораздо шире, построенные между двумя стволами, на них туземцы ходят вокруг берега; прочие – рыбацкие, на которых рыбаки удаляются за много лиг в море.
На Цейлоне голландцы покажут вам Адамово яблоко (так они его называют), оно похоже на четвертинку яблока, слегка выпуклое внутри и с длинной бороздой между внешними краями. Оно красивого цвета, но весьма ядовито.
Некоторые авторы, впечатленные изобилием фруктов на острове, зовут его раем на земле, но я не разделяю этого мнения. Остров Тапробана древних похож на Цейлон и, несомненно, есть веские причины предполагать, что это один и тот же остров. Древние, в частности, Птолемей, замечают, что Тапробана знаменита разновидностью самых огромных слонов, что также верно и для Цейлона. Также Тапробана славилась своими приправами, и в этом отношении Цейлон может соперничать с ней, поскольку растит не только имбирь, перец и кардамон, но еще и лучшую в мире корицу*. Опять же, говорят, что на Тапробане множество драгоценных камней**, как и на Цейлоне, и его рубины, топазы и особенно сапфиры признаются лучшими в Ост-Индии. Тапробана славна плодородием, и в этом Цейлон ненамного отстает от нее, поскольку из-за богатства почвы здесь растет пять видов риса, созревающих друг за другом. По всем вышеупомянутым признакам, столь созвучным друг другу, мы приходим к выводу, что остров, называемый ныне Цейлоном, был знаменитой Тапробаной древности.

*Перец здесь растет, как наш хмель, на жердях; листья формой напоминают обычный подорожник, около четырех дюймов в ширину; и цветы также очень похожи на стебель и семена этого растения; но, когда перец созревает, он похож на большую гроздь из маленьких виноградин, поскольку плоды тесно прилегают к стеблю. Один из них напоминает лист на черешке винограда.

** Nec verb ex nomine solo, verum etiam ex gemmis & margaritis grandioribus, aliisque quae de Taprobane veteres tradunt, praecipae vero ex situ, Zeilan esse antiquum Taprobanes apparet.
Henr. Stephani - Dionysius Commentarius.

________________________________________
[1] Трикомали (Тирикунамалая)
[2] Коричник китайский
[3] Луций Флавий Арриан, древнегреческий историк и географ
[4] Пенджабский раджа Пор (Пурушоттама). Легендарная битва с Александром Македонским произошла на реке Гидасп.
[5] Жан де Тевено, лингвист, натуралист и ботаник семнадцатого века, автор записок о путешествии на Восток
[6] Рагнар Кожаные Штаны, полумифический датский конунг из рода Инглингов. Принял свою смерть в яме со змеями, сброшенный туда по приказу короля Нортумбрии.
[7] Оле Ворм – датский медик и натуралист семнадцатого века

@темы: история, XVIII век, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию

---

Через два года использования проекта Гутенберг я вдруг поняла, что там можно сохранять понравившиеся или нужные книги на Дропбокс, Гугльдиск или OneDrive.
Кончилось нытье о том, почему да почему там нет книжных полок для читателя ))

@темы: а жизнь продолжается!

---

Интересная лекция про птиц, птиц в истории и исследователей. Не забудьте включить субтитры (хотя кое-где они безбожно врут)

А еще у меня есть угадайка. Один художник рисует комикс про юного француза в конце восемнадцатого века и всячески намекает, что это очень знаменитая личность, а я как-то по французам, в целом, не очень (из-за накатывающей временами taedium Franciae к определенным событиям). Может быть, кто-то из знающих угадает, о ком идет речь? Имен в комиксе нет.
Смотреть его можно здесь - acomics.ru/~The-vicissitudes-of-a-young-XVIII/1

@темы: XVIII век, заключительные титры

---

Пытаюсь понять, как эти две картины мог написать один и тот же человек (Георг Лисиевский), причем маркграфа, кажется, раньше, чем табачный коллегиум.

Жуткий заяц на заднем плане первой картинки - аллегория веселья
Спасибо Никки за то, что напомнила о Лисиевском )

@темы: история, XVIII век, Искусство

---

О кораблекрушении, из частного письма

«В четверг, 13 апреля 1749 года, Намюр стоял на якоре, на рейде форта Святого Давида. Утром поднялся крепкий норд-ост – норд-ост-тень-ост. К полудню мы вытравили на полтора кабельтова левый якорь. С часу до четырех мы ставили нижние ванты. Сильный шторм и шквал, большие волны. В шесть часов стояли на якоре хорошо. Через четыре часа в трюме вода стояла на отметке четыре фута. Немедленно мы перерезали канат левого якоря и вышли в море под прямыми парусами. Корабль взял курс на зюйд-ост, зюйт-ост-тень-зюйд. Матрос, который перерезал канат на кнехте, был по пояс в воде. В половину восьмого вода в трюме поднялась до шести футов. Мы подняли прямые паруса, выбросили за борт большинство верхних, а пушки на квартердеке передвинули на подветренную сторону. В три четверти девятого вода достигла решеток нижней палубы, ее было много и между палубами, так что корабль наполовину погрузился в воду. Мы срубили мачты, и корабль выровнялся. В то же время люди стали к насосам, принялись черпать воду, и вскоре мы поняли, что побеждаем стихию, и это сильно воодушевило нас. Почти сразу после девяти мы обнаружили девять фатомов воды. Мастер приказал отрубить запасный якорь, что немедленно было сделано, и мы начали поворачиваться ловчее, но прежде чем корабль повернулся носом к открытому морю, он разошелся на части по галс-клампу. И в этот же час начался ураган! Вы можете с легкостью представить и без моего описания, что это была за жуткая, гнетущая картина. Пронзительные визги, крики, жалобы и причитания, несвязные бредни, отчаяние пяти сотен несчастных грешников, приближавшихся к краю вечности!

Однако у меня хватило хладнокровия счесть, что Господь Всемогущий есть Господь Всемилосердный, с утешительной мыслью и надеждой, что я всегда полностью верил в него. Я коротко помолился Ему о защите и прыгнул за борт. Вода в то мгновение уже подходила к кормовым решеткам, откуда я спасся. Первой вещью, за которую я схватился, был рычаг для вращения ворота, и я залез на верх «Давида» вместе с семью прочими спасшимися, но меньше чем через час мне пришлось быть свидетелем того, как их смывает в воду, и я остался один, вымотанный почти до предела. Около двух часов я провел в воде, пока с невыразимой радостью не увидел большой плот со множеством людей, плывущий ко мне; когда он подошел ближе, я покинул «Давида» и с невероятным трудом поплыл к нему и забрался на него лишь с помощью нашего канонира с квартердека. Плот оказался из обломков рангоута Намюра. Так быстро, как только могли, мы связали дерево тесней и закрепили его доской поперек, и таким образом у нас получился неплохой катамаран. Это было около часу ночи. После этого морские волны начали вздыматься так высоко, что перевернули нашу постройку вверх дном, но каким-то чудом мы потеряли лишь одного человека.

Около четырех утра плот сел на мель, и совсем скоро все выжившие оказались на земле. После того, как мы вознесли хвалу Господу за его чудотворное благоволение к нам, мы взяли друг друга за руки (поскольку день еще не наступил) и, положившись на божественное провидение ради нашей защиты, мы пошли вперед, чтобы найти укрытие от суровой непогоды, поскольку на том месте, где мы высадились, не было ничего, кроме песка. Мы бесцельно ходили почти целый час, и в итоге вернулись к месту, где оставили катамаран, и, к нашему немаленькому беспокойству, обнаружили, что его нет. Вскоре наступил рассвет, и мы поняли, что сидим на песчаном берегу чуть к югу от Порто-Ново; и поскольку между нами и этим голландским поселением протекала река, нам пришлось переходить ее вброд, и вскоре после мы добрались до него, и нас очень гостеприимно приняли.

С нашей высадки до прибытия в Порто-Ново мы потеряли четверых товарищей: двоих – в месте высадки на берег, еще двух – во время перехода реки. После того, как мы достаточно отдохнули в Порто-Ново, глава его был так любезен, что дал мне лошадь и велел отвезти меня в форт Святого Давида, куда я прибыл после полудня следующего дня и немедленно явился к адмиралу, кто принял меня весьма радушно; но этому благородному и доброму человеку была настолько невыносима мысль о потере множества несчастных душ, что он не мог выговорить ни единого вопроса, которые так желал задать мне о подробностях кораблекрушения.

Пока я не достигнул Порто-Ново, вы бы увидели меня оборванным и потерпевшим кораблекрушение; я должен вновь повторить, что голландцы приютили меня, обогрели и охотно проводили к моему поистине почтенному патрону, благодаря чьей доброте и человечности я не только одет и утешен, но также произведен в лейтенанты Сирены, с коего корабля я и пишу это письмо.

Ваш Джеймс Элмз

PS. Только двадцать три наших человека спаслись, двадцать из них добрались до берега на обломках».

Кораблекрушение потерпел линейный корабль второго ранга HMS "Namur" (на картинке вверху слева на заднем плане) и потерял 520 человек. Что такое "Давид", честно говоря, пока теряюсь.
Интересно, что в бумагах, которые сохранились в морском ведомстве, приводится единственный спасшийся лейтенант по фамилии Гилкрист (at 7pm Capt. MARSHAL, her third lieut. Mr GILCHRIST, Capt. of Marines, Surgeon, Purser, Chaplain, Boatswain, and 40 other people were saved; an about 70 sick on shore in hospital; the first, second, and fourth lieutenants, Master, Gunner and two Lieutenants of Marines, in all 520 were drowned.).
То ли так зашифровано, то ли что, но непонятно.

@темы: история, XVIII век, Ост-Индия, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию

---

Впервые встретила сегодня человека, который сказал, что не понимает искусства, но зато понимает исламистов, которые разрушают древние города, взрывают скульптуры, ибо все это суть гордыня человеческая, ниспосланная дьяволом, и любоваться стоит только красотой природной, созданной Богом.
Честно говоря, даже как-то растерялась. Ладно, можно не понимать искусства и не иметь никакого художественного вкуса, но подобные заявления на полном серьезе вызывают у меня некоторую оторопь. Две руки, две ноги, голова, а в голове совершенно свой туманный и мрачный мир.

@темы: архитектура зла

---

У Гаспарова в "Поэзии Катулла" есть забавный переход. Вначале он сравнивает развитие чувства "столичность"-"вежество"-"светкость"-"культурность" через разные эпохи, и называет наше время нашим, а почти в следующем же абзаце наше время уже относится к Горацию и Катуллу. Я вижу в этом определенную погруженность, как в картинке "Ах, эти славные времена монгольских набегов!", и мне это нравится.
Вот оно:

"«Человечность» была свойством внутренним, она воспитывалась раздумьями и попытками познать самого себя (и ближнего своего), она питалась чтением греческих философов; в нашу пору над всем этим торопливо трудился, например, Цицерон. А «столичность» была свойством внешним, как бы оболочкой этой человечности - этикетом общения, обходительностью, учтивостью, любезностью, изяществом, лёгкостью, остроумием; она воспитывалась чутьём и опытом, на пробах и ошибках, и в нашу пору над этим трудились в своих комплиментах, подшучиваниях и перебранках именно Катулл и его товарищи по молодёжным кружкам. Именно эти качества для него - главный критерий в суждениях о человеке, его поступках и произведениях: «умно», «остро», «тонко», «небезвкусно», «не без лоска», «утончённо», «воспитанно» - все эти синонимы светского поведения так и мелькают в его стихах (№ 10; 12; 13; 43; 50 и т. д.), именно им он радуется в Кальве, за отсутствие их бранит Азиния, странному сочетанию «вежества» в жизни и «невежества» в стихах дивится у Суффена. Всё это - свойства деликатные, главное здесь - чувство меры, отделяющее шутливость от грубого шутовства: Эгнатию кажется изящным во всех случаях жизни улыбаться до ушей (№ 39), Азиний считает милой шуткой воровать у приятелей платки в застолье (№ 12), и Катулл втолковывает им, что и то и другое не имеет ничего общего со «столичностью». А Катуллу, быть может, таким же точно образом пеняли за грубость иных его выражений Цинна или Кальв. Так общими усилиями создавались и осознавались те нормы новой культуры человеческих отношений, которые в следующем поколении, на рубеже «золотого века» Августа, будут уже усваиваться смолоду и казаться врождёнными, естественными и само собой разумеющимися".

Кстати, вот здесь выложили лекции по античной культуре из РХГА. Сама еще не слушала, но, говорят, что весьма любопытно.

Вообще без хотя бы краткого экскурса по культуре античности трудно понимать то же Новое Время; все связано тесней, чем порой кажется.

@темы: история, Искусство, влюбленные весенние коты

---

Неожиданно узнала, что в шестнадцатом-семнадцатом-восемнадцатом веках у ученых Англии считалось, что викинги - это скифы (труды Уильяма Темпла). Даже было понятие "Западной Скифии", и, похоже, что именно из этих теорий выросло, будто русские - наследники скифов. Для моего разума было неожиданно увидеть Рагнара Лодброка, короля скифов, на пороге чертога Одина, а еще странней то, что все это оказалось в книге про Индию )))

И в очередной раз восхищаюсь докторами, на этот раз датскими - медик Оле Ворм еще в середине семнадцатого века перевел на латынь множество рунических текстов (и некоторые не переведены на русский до сих пор). Мир поразительно интересен: и в глубину, и в ширину, и за ширмой неизвестности будущего.

@темы: история, XVIII век, XIX век, XVII век, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию

---

Глава четвертая
Эскадра покидает Бомбей и прибывает в Мадрас. Описание Мадраса или форта Святого Георгия. Здания и индийское население. Список некоторых разновидностей слуг в Индии: их названия, жалованье, верованья и занятия. Сведения о нравах и склонностях местных торговцев. Медицинская практика туземных докторов. Способ инокуляции от оспы.

Адмирал Уотсон давно желал еще раз обойти со своей эскадрой Коромандельский берег, но килевание кораблей и их починка заняли так много времени, что наступил декабрь, прежде чем необходимые работы завершились. Однако пятнадцатого числа мы попрощались с губернатором Буршье и джентльменами из совета, а шестнадцатого подняли якорь и взяли курс в открытое море. К счастью, поднялся свежий и сильный ветер, который вскоре пригнал нас к Малабарскому берегу, к юго-восточной точке острова Цейлон. Тринадцатого января 1755 года мы пришли на рейд форта Святого Давида (совершив необычно быстрый для этого времени года переход), и восемнадцатого того же месяца – на рейд Мадраса, где, к нашему удовлетворению, обнаружили стоящим на якоре корабль Его Величества «Кумберленд» коммодора Покока, и восемь дней спустя к нам присоединился «Тигр» капитана Томаса Лэтема, кто отправился из Англии вместе с мистером Пикоком. Здесь мы узнали, что, пока адмирал Уотсон проводил время в Бомбее, между месье Годбе и мистером Сондерсом был заключен договор, который оставался в силе до тех пор, пока не был бы продлен или отвергнут обеими уважаемыми компаниями, и потому, по меньшей мере, восемнадцать месяцев можно было не опасаться вероятности возобновления военных действий в этих краях. За это долгое время французы получили возможность собрать достаточно богатств, чтобы развязать иную войну, поскольку по условленному договору у них осталось немало важных земель - как в карнатикском крае, так и в декканском, - которые они приберегли для себя интригами, и чьи доходы принесли им почти миллион стерлингов, в то время как наши владения ежегодно приносят не более чем такое же количество рупий. Разумеется, все полагали, что это виртуозная игра французских политиков; преимущества, вытекающие из этого договора для Ост-Индской английской компании, напротив, были недоступны пониманию большинства, поскольку каждый знал, что в то время, даже если исключить морские силы, количество наших войск на берегу превосходило французские на тысячу.

Город Мадрас или форт Святого Георгия, на рейде которого мы встали на якорь восемнадцатого января 1755 года, главное поселение, принадлежащее нашей Ост-Индской компании на Коромандельском берегу, и находится между тринадцатым и четырнадцатым градусом северной широты. Он стоит на песчаной и бесплодной земле, и климат здесь столь жарок, что если бы не охлаждающие воздух бризы с моря, жить здесь было бы невозможно. Но, несмотря на подобный недостаток, место это чрезвычайно популярно. Многие из наших земляков, обитающих здесь, чтобы упрочить свой высокий сан среди местных уроженцев, живут поистине с восточным великолепием. Губернатор форта Святого Георгия обладает огромной властью, лишь чуть-чуть уступающей монаршей. Он командует не только этим местом, но и всеми поселениями на Коромандельском берегу. Вместе с советом, что ему подчиняется, он командует армией, управляет чиновниками и назначает на доверительные и оплачиваемые должности. Одним словом, Мадрас настолько важен компании и из-за внутреннего благосостояния, и из-за внешней торговли, которую она ведет, что компания трудится, не покладая рук, и входит в колоссальные расходы, чтобы возвести неприступные, насколько можно, фортификационные сооружения. Форт (основная защитная сила города) построен в виде квадрата с гласисом и крытом переходом, и весь город окружен стеной, на которой расположилось большое количество пушек.

Здания в Мадрасе или городе форта Святого Георгия, где живут одни лишь англичане, радуют глаз и построены в современном европейском стиле, но дома в Черном Городе приникли к земле и плоски кровлей; у некоторых крыша покрыта черепицей, у других – соломой, но ни у первых, ни у вторых нет дымовой трубы. Местные уроженцы обычно готовят еду снаружи, и если им вдруг приходится разводить огонь внутри, что случается весьма редко, то дым выходит сквозь отверстия под крышей, поскольку редко в каком доме есть второй этаж. Так живут торговцы и мастеровые внутри города; но, что до людей сортом похуже, которые обитают в пригородах и в провинции, то им приходится довольствоваться хижинами из каяновых листьев, и те столь низки, что несчастные их обитатели не могут внутри выпрямиться, и всякий раз им приходится заползать внутрь на четвереньках. Однако хоть дом и сад вокруг него, принадлежащие деревенским жителям, редко занимают больше, чем восьмую часть акра земли, вы не часто сможете встретить семью меньше, чем в десять-двенадцать человек, не считая быка и свиньи; так что обитатели этих земель весьма многочисленны.

Обычно индусы весьма сдержаны в еде и питье; они редко употребляют крепкие спиртные напитки, если только те не прописаны им доктором. Чаще всего их еда состоит из вареного риса, порой с кусочком рыбы, баранины или дичи, приправленных карри, как они называют эту приправу, и она очень остра на вкус. Потому-то у меня есть повод думать, что из-за нее они едят с такой сдержанностью. Касты генту никогда не едят говядины, они почитают образ коровы, и у них есть поговорка, что «они скорее отведают мяса своих родителей, чем этого животного». Важным доказательством их воздержанности являются их руки, поскольку, если вам посчастливится дотронуться до их ладони, вы наверняка обнаружите, что они очень холодны даже в полдень самого жаркого дня, в то время как ладони европейцев пылают чрезмерным жаром, возможно, отчасти из-за их невоздержанного образа жизни. Позвольте мне добавить, что индийцы – тихие и безобидные люди, и нам говорили, что дальше от берега они окажутся еще и честными, и искренними. На побережье они используют тысячу хитростей и уловок, чтобы облапошить чужака. Но за это мы можем поблагодарить самих себя, кто первым замарал их невинность и извратил нравы. Возможно, они никогда бы не узнали порока обмана, если б не познакомились вначале с европейцами-мошенниками.

Среди низших каст несчастные женщины делают всю тяжелую работу; они заготавливают фураж для лошадей джентльменов в форте и вынуждены носить его за несколько миль. Похоже, что они шлифуют весь рис для собственных нужд, собирают дрова и коровьи лепешки для растопки, и, поскольку вода у форта солона, ежедневно им приходится проходить милю или две до хорошего колодца и носить на голове большой кувшин воды для нужд джентльменов форта. По утрам я не раз видел вереницу из сорока-пятидесяти женщин, занятых на этой тяжелой работе. Их платье очень похоже на то, что носят женщины в форте Святого Давида; и что до высших каст, то и там, и здесь, одеждой они не отличаются от низших, разве что ткань, которой они обертывают бедра, у первых соткана из лучшего материала, и они обычно прикрывают свои груди шелковым платком. Очень редко можно увидеть какую из женщин, кроме самых низших слоев, поскольку их касты запрещают им останавливаться где-либо ради взглядов чужаков. Конечно, во время наших утренних прогулок мы иногда видели женщин вне своих домов, вышедших ради положительного воздействия свежего воздуха, но стоило им нас завидеть, и они всякий раз убегали, захлопывали и запирали двери. Также мы не могли не отметить, что всякий раз, как представлялась возможность зайти в лавку, наш провожатый давал нам знак чуть-чуть подождать у дверей, пока он не войдет; и он без колебаний признался, что делал это ради того, чтобы успеть очистить дом от женщин.

Многое было сказано в отношении местных слуг: некоторые отзываются о них благосклонно, прочие же в равной степени относятся к ним пренебрежительно. Нанять любого из них стоит невообразимо дешево, но количество слуг, которых вы вынуждены содержать, в конце концов, приводит к значительным расходам. Возможно, это покажется удивительным, хотя и чистая правда, но европейский джентльмен или торговец, занимающийся делами достойными, не может нанять меньше дюжины–пятнадцати слуг; поскольку почти все они принадлежат разным кастам, и высшим не позволено даже прикасаться к занятиям низших. Все они носят тюрбаны; главные слуги обычно одеваются опрятно и чисто, в халат из хорошей хлопковой ткани или муслина, особенно генту, чья вера обязывает к большей чистоте тела; и поэтому перво-наперво по утрам они отправляются на берег реки и моются, а после возносят на берегу молитвы. Если вы спросите, о чем они молятся, то они обязательно ответят: «За хозяина» и «Чтобы Бог даровал хозяину расположение, и хозяин мог бы даровать расположение нам». Они искусны в лукавстве и всегда готовы дать нужный ответ. Мы встретили тысячу им подобных, пока были в Ост-Индии, но следующая история наглядно отображает природную смекалку и здравомыслие туземных слуг.

Случилось так, что один английский офицер, бывший вместе со своим индийским слугой в питейном заведении Куддалора, сильно на него разгневался из-за того, что промелькнуло между ними в беседе. Когда ярость хозяина достигла своего апогея, его уравновешенный слуга хладнокровно растянулся во весь рост на полу, лицом вниз, и заткнул уши руками. Он оставался в таком положении до тех пор, пока бешенство его хозяина не поутихло, и, тогда подползши к его ногам и уважительно склонившись, слуга сухо сказал: «И впрямь хозяин заставил голову его несчастного слуги разболеться; хозяин – очень сильный человек, несчастный слуга – очень слаб. Если хозяин говорит слова ясно, слуга все сделает для своего хозяина; но если хозяин пугает несчастного слугу, то от этого слуга заболевает, а когда слуга заболевает – дела его хозяина не делаются». Офицер в сердцах выругал его, но после некоторого раздумья почувствовал справедливость упрека и отчетливо увидел, что перед тем, как они вновь перейдут к делам, ему придется приспособиться к наставлениям о поведении, которые индус столь искусно и хитроумно ему предложил.

Следующий список нескольких разновидностей индийских слуг, с их названиями, жалованием, верованиями и занятиями, даст ясное представление пытливому читателю об этом предмете.

1. Главный дубаш, церемониальный слуга, который вхож в общество, получает послания и отворяет ваши двери. Еще он ваш переводчик и распоряжается деньгами. За каждую заплаченную и полученную пагоду он получает по фанаму, и по пагоде – за каждую сотню пагод. В этой стране невозможно вести дела без слуги подобного толка, разве что кроме Бомбея, где они не требуются. В Бенгале их называют баньянами, и повсеместно они – веры генту.
2. Мальчик-дубаш*. Он всегда готов помочь вам одеться; он идет сбоку вашего паланкина; он заботится о вашей сабле, шляпе и трости, когда вы посещаете незнакомое место; ждет за вашим стулом во время обеда. Он также исповедует веру генту, и его жалование в Мадрасе – пагода и двадцать один фанам в месяц, в Бенгале – восемь рупий.

*Мальчик – обычное обращение для большинства ваших слуг в Индии, хотя бы им было и шестьдесят лет.

3. Конукопола. Он ведет ваши счета, платит остальным слугам жалованье и помогает дубашу в продаже и покупке. В Бенгале его называют секретарем, и он из касты браминов и веры браминов; платят ему десять рупий в месяц. В Бомбее его величают Пурво, и он исповедует веру генту, ему платят пять рупий в месяц. В Мадрасе – (2 – 9, неразборчиво в оригинале) пагод.
4. Мальчик круглого щита. Он носит циновку или зонт от солнца над вашей головой, чтобы защитить вас от солнечного жара, когда вы выходите из паланкина или гуляете.
5. Пеон. Слуга, который ждет около дома, чтобы отнести записки; и обычно на боку он носит саблю или крис за кушаком, а в руке – ротанг, чтобы держать прочих слуг в подчинении. Еще он ходит перед вашим паланкином с читами или записками, и является вашим телохранителем. Чем больше вы их наймете, тем важнее покажетесь окружающим. Некоторые джентльмены нанимали на службу до сорока пеонов. Все они из воинствующих каст, и в Мадрасе им платят пагоду и двадцать фанамов в месяц, две с половиной рупии в Бенгале и четыре с половиной рупий в Бомбее. В последнем месте их называют сепоями.
6. Мальчик-демар. Его занятие сложно, и занимаются им, в основном, люди из самой низшей касты парий, потому он без колебаний берется за самые лакейские работы. Он чистит ваши туфли, подметает дом, носит воду, сколько понадобится, если только вы не наняли для этого харри или иначе водяную служанку, как иногда их кличут. Однако главное занятие мальчика-демара – бежать с факелом или, иначе говоря, демаром (как следует из названия его должности) перед вашим паланкином в темные ночи.
7. Мальчики Паланкина. Нанимают четырех или порой шестерых, чтобы носить ваш паланкин. Они из низших каст генту во всех наших поселениях. В Бенгале, где их называют носильщиками, жалованье им составляет двенадцать с половиной рупий в месяц, в Бомбее, где их зовут кули паланкина, им дают шестнадцать рупий, и в Мадрасе – шесть пагод и шесть фанамов в месяц.
8. Компидор. Занятие этого слуги – ходить на базар и приносить оттуда различные мелочи, например, фрукты и пр. Он всегда из низшей касты. Его жалование в Бенгале за месяц – две с половиной рупии. В Мадрасе – пагода. В Бомбее компидоров нет.
9. Дерван. Строго говоря, они – привратники, что сидят у ворот и получают вести, записки и т.д. В Бенгале этим занимаются магометане, в Мадрасе – пеоны, а в Бомбее – сепои. В Бенгале их жалование составляет две с половиной рупии в месяц, и примерно столько же в прочих местах.

Это разграничение слуг и поддержание его представляют благоразумие индийского уклада. Поскольку люди по природе своей ленивы и бездеятельны, таким способом каждый человек получает достойную жизнь почти без забот, к чему он и стремится: и, хотя каждый слуга мог бы получать двойное жалование в периоды, когда его хозяин в нем не нуждается, он сознает, что ему всего достаточно, несмотря на нищету, и немедленно садится, довольный жизнью, и выбирает заниматься пустячными делами или спать все свободное время, нежели обогатить свою семью собственным трудом. У таких слуг есть множество уловок, которые они наверняка пустят в ход над новоприбывшим сюда джентльменом, и где двое-трое сговорились сыграть жульническую шутку, они так запутают своего хозяина, что в редких случаях у него получится доискаться до истины*. Носильщики паланкина - искусные притворщики, поскольку они почти всегда жалобно стонут под весом хозяина или хозяйки, как бы те не были легки. Это делается с расчетом вызвать сочувствие к ним, и тем самым получить немного денег – бакси; и они редко терпят неудачу, поскольку лишь немногие европейцы, кто только-только прибыл сюда, не испытывают отвращения к использованию своих собратьев в таком унизительном и, по-видимому, болезненном занятии. После того, как слуги ублажат свои животы, они всякий раз удаляются отдохнуть: на земле, или на окне, или на столе, но чаще всего на песке, который они предпочитают всему остальному, поскольку он хранит солнечный жар прошедшего дня. В целом, у индийских слуг есть и хорошие, и плохие качества; они, как то необходимое зло в Англии, о котором мы говорим: «и вместе с ним жить плохо, и без него невозможно».

*Читатель может ознакомиться с из ряда вон выходящим случаем их темного и запутанного злодейства в великолепной Карнатикской истории Орма, томе первом, на страницах 350-355

Я не могу закончить рассказ о слугах без того, чтобы не поговорить немного о занятии конукополов. Необходимо заметить, что уроженцы этой части Индии имеют весьма смутное представление о бумаге, перьях и чернилах, и потому ведут свои расчеты в каянах, листьях одноименного дерева[1]. Конукополы заняты тем, что ведут отчеты о ваших домашних расходах, платят жалованье прочим слугам и оплачивают счета из лавок. Их всегда можно отличить от прочих слуг по качающимся на боку, как тесак мясника, каяновым листьям. Железный инструмент, которым они делают пометки, содержится в ножнах, подобно ножу. Когда им представится случай записать что-либо, они берут железное перо в правую руку, лист каяна – в левую, на ногте большого пальца левой руки у них нарочно сделана выемка или зазубрина, чтобы закрепить перо, и они с величайшим проворством начинают писать или, скорее даже, гравировать. Таким же образом они быстры в расчетах, но столь искусны, что редко или никогда не объявляют своих вычислений первыми; их изворотливость непостижима, и можно бесконечно подсчитывать уловки и хитрости, которые применяют эти люди. Обычно они спрашивают: «Каким хозяин полагает размер счета?». Если вы называете сумму большую, чем на самом деле, то они тут же вскрикивают: «Очень верно, хозяин.» Но если вы назовете меньшую, что ущемляет их, будьте уверены, что они особо позаботятся о том, чтобы исправить ваше вычисление. Если вам посчастливится разгадать задуманное ими жульничество, то они сошлются на обычаи их страны, поскольку их максима: «Что белый человек позабыл, то Бог отдал туземцу. Хозяин, прости на этот раз! Я – несчастный, глупый человек, что я могу знать? Аба! Я вижу, что хозяин знает лучше. Господь наградил хозяина светлой головой!».
Для лучшего понимания страны, что теперь так интересует Великобританию, я прошу позволения добавить к сведениям, которые я привел об индийских слугах, несколько частностей о природе и духе их ремесел. Торговцы тканями, как их здесь называют, очень редко или вообще не используют ярд или измерения подобного рода, но отмеряют любую вещь в кубитах, что есть расстояние между локтем и кончиком среднего пальца у хорошо сложенного человека, и меряют с такой точностью, что ошибаются в отрезе длиной семьдесят кубитов разве что на четверть ярда. Также в этой части света есть обычай, столь распространенный в провинциальных городках Англии, обязывать портного прийти к вам домой и работать у вас на глазах, но при виде плачевного состояния некоторых его рабочих инструментов, в частности, заржавевших ножниц и как неточно они пригнаны, вы можете подумать, что он не сможет выкроить ими даже накидки; и совершенно также обстоит дело с прочей его утварью; но несмотря на все затруднения, с которыми приходится работать, индийский портной настолько поразительный подражатель, что почти всегда вы будете полностью удовлетворены его работой. Еще более удивительно то, что он никогда не снимает с вас мерок, он лишь попросит «главу дома для глазу», как он говорит, и потому, если говорить о выкройке, которой он будет придерживаться с точностью, мода здесь всегда отличается особой экстравагантностью.

Подобное наблюдение верно и в отношении плотника, кузнеца и прочих ремесленников. Изумительно, как точно они копируют любую вещь, которую вы им дадите, хотя они редко используют больше десятка инструментов, и некоторые из них всегда в очень плохом состоянии. Любую вещь, за которую они берутся, ремесленники делают долго, из-за их упрямства и отсутствия здравомыслия, поскольку они никогда не отходят от старых способов производства, и даже если вы возжелаете рассказать или показать им более скорый способ, они наверняка сошлются на обычаи предков, которые они столь почитают, что неизвестно ни единого случая отклонения от них. Отсюда легко заключить, что они вечно обречены оставаться бедняками. Поэтому, когда бы вы не наняли их, первым делом вам придется развязать им руки посредством задатка, где-то в половину суммы сделки, и кроме этого, если ремесленник, которого вы наняли, нуждается в материалах (что случается очень часто) вам придется отдать вперед три четверти, если не все деньги. Этот обычай часто сопровождается множеством затруднений, и потому для этих хитрых ремесленников нормально ходить от дома к дому и брать деньги, хотя в то же время они не собираются притрагиваться к работе даже пальцем. Ювелир, из-за маленького запаса товара, совершенно в таком же положении, как и прочие соседи, в его лавке нет ни одной вещи, что свидетельствовала бы о его профессии; если вы хотите заказать у него что-то, он тоже попросит посмотреть «для глаза», и вам опять же придется дать ему столько рупий или серебра на плавку, сколько ему понадобится для работы. Однако брадобрей кажется исключением среди прочих местных ремесленников, я имею в виду, что касается состояния его инструментов и бритвенного прибора. Здесь он не странствует по стране, как принято в Англии, с оловянным тазиком на одном боку, с коробкой из-под парика – на другом, с ведром для воды в правой руке, и мешком с пудрой – в левой. Бритье и припудривание в этих краях – два разных занятия. Первое из-за необычных приспособлений более примечательно: когда цирюльник входит в ваш дом, то вы никогда не догадаетесь о его занятии, если не видели его раньше. Всю используемую утварь, как то: восемь-десять бритв, точильный камень, масленка, два кожаных ремня, зеркальце, два-три полотенца, бетель, плод бетелевой пальмы, коробочка с чанамом, мыло и маленький медный тазик, он носит на поясе. Его метод еще более поразителен: он взбивает пену прямо на голове, а не в тазике, который не превосходит размером большой чайной чашки, и бреет мягче, чем мне когда-либо доводилось испытать в Англии.

В целом, хоть индийские ремесленники отнюдь не слабы в прикладных искусствах, все же кажется, что их таланты, увы, невысоки. Во многих отношениях, им, конечно, не превзойти сноровку европейских мастеров, в частности, если требуется особая тщательность. Ими точно овладела скудость духа, при которой тяга к изобретательству ослабевает, но в то же время стоит знать, что в копировании им нет равных, и, похоже, это действительно основное их превосходство.

Умения их докторов весьма посредственны. Мы с мистером Томасом однажды наняли одного из туземных врачей, чтобы составил для нас список лекарств, которые они используют в своей практике. Вместо того он принес множество листьев, растений, древесины, корневищ и прочего, что, по его словам, они используют при изготовлении отваров, и обычный их метод: если не помог один корень, лист или растение, пробовать другие, различных видов. При лихорадках, добавил он, используют перец и прочие возбуждающие субстанции. Мы осведомились, есть ли у них записи о способах лечения, он ответил утвердительно и принес нам большую книгу, сделанную из множества листьев пальмового дерева, где они приводили описание их методов, и часть из них мы после перевели с помощью туземного конукополы. Книга была написана цветистым восточным стилем и начиналась с громких восхвалений Всемогущему за чудесное построение человека, затем продолжалась наблюдением, что человек поделен на две или три сотни тысяч частей: десять тысяч составляли вены, десять – нервы, семнадцать – кровь, определенное количество костей, желчи, лимфы и пр., и пр. И все это приводилось бессистемно и беспорядочно, без истории, болезней или лечения. Мы узнали, что эта книга и есть единственный их письменный источник о врачевании, которому они никогда не учатся, но подобно прочим кастам – сын доктора тоже станет доктором, и так будет из поколения в поколение.

Обычай инокуляции оспы среди местных уроженцев, не часто встречающийся в Ост-Индии, довольно распространен в Бенгале, и способ проведения операций во всех отношениях уникален и отличается от того, что теперь принят в Англии. Как нам с мистером Томасом говорили, они берут немного содержимого из пустулы человека, у кого болезнь протекает благоприятно, и помещают его в склянку или аптекарскую бутыль. Затем они опускают кончик иглы в отобранный материал и делают несколько проколов в круг на мясистой части руки человека, желающего подвергнуться инокуляции. Если это взрослый, то они колют его в обе руки. После того, как сотрут кровь, в то же место втирают еще немного материала и велят больному три раза в день принимать холодные ванны и питаться самыми прохладительными продуктами, которые он только сможет раздобыть, такими, как арбузы, огурцы, рис, вода и пр. Однако как только придет лихорадка, что случается на пятый-седьмой день, больному наказывают оставить купания и холод и питаться молоком и сахаром: лихорадка длится три дня, а потом сходит на нет. На второй день после появления оспин они омывают тело холодной водой, которая заполняет пустулы, и так они делают три последующих дня, два или три раза в день, продолжая принимать молоко и сахар, как предписано. Когда оспины высохнут, больного окропляют розовой водой, а если ее нет, то соком суттамулли, суктапота, калми и корня зеленой куркумы. Если пустулы очень плотные, то больному дают пожевать семена хоан и часто перевязывают листьями банга (это разновидность конопли) самые пораженные места. Обычное дело среди португальцев и некоторых индусов на Малабарском берегу – прикладывать тонкий слой пепла из дерева и коровьего навоза, когда пустула достаточно переменилась; они полагают, что так впитывается оспенный гной, и струп отвалится легче. Они предоставляют природе самой избавиться от смеси выделяемого из пустулы и пепла. Их надежды на исцеление таким образом, кажется, основаны на противогнилостных и впитывающих свойствах пепла. Я оставляю более сведущим судьям решать, разумен ли такой метод, однако обычно большинство пациентов восстанавливается после подобного тошнотворного недуга.

________________________________________
[1] Голубиный горох

@темы: история, XVIII век, Ост-Индия, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию

---

Интересный твиттер "Оттоманские архивы". Фотографии, картины Оттоманской Порты - XVIII-XX веков (с поправкой на изобретение фотографии, конечно же)).

@темы: история, XVIII век, XIX век, интересные ссылки, XX век, Искусство

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Иногда печалит, что идей, о чем рассказать/написать, больше, чем у дурака фантиков.
Ходили за черникой позавчера в лес, накурилась чудесная история про Йозефа Турка, венского художника османского происхождения, он же Юсуф ибн-Диджле, во времена войн Коалиции ) И так каждый раз. Но когда писать? Писать-то когда? Моего скромного ресурса не хватает на все идеи сразу. А идея без воплощения - ничто
А если еще учесть сколько всего интересного валяется на перевод... Нет-нет, лучше об этом не думать, а тихонько делать, что делается.

@темы: любовь, которую ты нашел в аду, монолит снов

---

Интересно иногда посмотреть, как изображали в разные времена то или иное событие.
Битва при Гидаспе. Александр Македонский и пенджабский раджа Пор:

Европа, манускрипт начала четырнадцатого века

И прочие века

То же


Из "Истории Александра Великого", четырнадцатый век


Фландрия, начало пятнадцатого века


Французская гравюра 1678 года (Audran, Gérard, 1640-1703, Le Brun, Charles, 1619-1690)


Русский лубок, начало восемнадцатого века


Франческо Фонтебассо, восемнадцатый век


Шарль-Андре Ванлоо, 1735


Alonzo Chappel, 1865

Пусть будет еще и двадцатый:

На самом деле, всю эту галерею я положила лишь ради слоника и этого эпизода:

«Плиний также, говоря о слоне, который нес на себе Пора в битве, где тот сражался с Александром Великим, рассказывает нам, что, подметив, как его хозяин почти погиб от полученных ран, слон опустился на колени, положил хозяина на землю, не покалечив, и вытащил хоботом стрелы, попавшие в него; наконец, когда слон заметил, что хозяин ослабел от потери крови, он посадил его назад, на спину, и в целости отнес его в лагерь».

А было это так...

Александр объявил во всеуслышание, что раз ему мешают переправиться сейчас, то он будет поджидать этой поры. На самом же деле он все время подстерегал такую минуту, когда он сможет переправиться тайком, стремительно и незаметно для всех. Он понимал, что в том [178] месте, где на берегу Гидаспа расположился лагерем Пор, переход невозможен: было много слонов, и большое войско, в полном порядке и хорошо вооруженное, нападет на них, когда они станут выходить на берег. (2) Он мог предвидеть, что и лошади не захотят подняться на тот берег, потому что на них сразу же, пугая видом и ревом, устремятся слоны; больше того, они не останутся при переправе на своих мехах, а спрыгнут в воду, обезумев от одного вида слонов. (3) Александр решил взять хитростью. Ночью он разослал в разные стороны по берегу множество всадников и велел им поднять воинственный крик и такой шум и грохот, какой бывает при переправе. Пор пошел на крик и увел с собой своих слонов, и Александр стал приучать его к такому маневру. (4) Он повторялся часто; все ограничивалось криком и воинственными воплями, и Пор уже не двигался с места при этих вылазках, а оставался в лагере, решив, что все это только пустое запугивание. Сторожевые посты были им, однако, выставлены по берегу во многих местах. Александр, добившись того, что Пор перестал обращать внимание на его ночные действия, устроил следующее.

Над Гидаспом поднималась гора как раз в том месте, где река образует сильный изгиб; гора эта густо заросла всяким лесом, напротив нее находился остров, лесистый и совершенно безлюдный. Александр, заметив, что остров расположен прямо против горы, что оба эти места заросли лесом и могут служить прикрытием при переправе, решил, что войско переправится здесь. (2) Гора и остров отстояли от главного лагеря стадий на полтораста. По всему берегу стояли сторожевые посты, расставленные на таком расстоянии, чтобы от одного поста был виден другой и легко можно было услышать приказ, отданный в любом месте. В течение многих ночей со всех сторон слышались крики и всюду горели костры.
(3) Когда Александр решил приступить к переправе, то в лагере стали в открытую к ней готовиться. В лагере был оставлен Кратер со своей гиппархией, с конными арахотами и парапамисадами, пехота ным македонским отрядом Алкста и Полиперхонта, номархами индов, живущих по ею сторону реки, и отрядами их численностью в 5000 человек. (4) Кратеру было приказано не приступать к переправе, пока Пор не снимется со своим войском и не пойдет на Александра или же пока Кратер не узнает, что Пор бежит и македонцы победили. «Если же Пор пойдет на меня только с какой-то частью своего войска, а какая-то часть и слоны останутся в лагере, то ты и в этом случае все равно жди на месте. Если же Пор поведет на меня всех своих слонов, оставь [179] часть войска в лагере и быстро переправляйся с остальными; слоны не дадут выйти на берег только лошадям; остальному войску они не помешают».

Такие поручения даны были Кратеру. Посередине между островом и главным лагерем, где оставался Кратер, он поставил Мелеагра, Аттала и Горгия с наемной конницей и пехотой. Им приказано было переправляться по отрядам, когда они увидят, что инды уже ввязались в битву.
(2) Александр отобрал с собой агему «друзей», гиппархию Гефестиона, Пердикки и Деметрия, конных бактрийцев, согдиан и скифов, даев, верховых лучников, щитоносцев из фаланги, отряды Клита и Кена, лучников и агриан и тайком пошел с ними далекой от берега дорогой, чтобы незаметно добраться до острова и до горы, откуда он решил переправляться. (3) Здесь ему ночью набили сеном меха, давно уже сюда доставленные, и тщательно их зашили. Ночью пошел проливной дождь, и это особенно помогло сохранить в тайне все сборы и приготовления к переправе, потому что бряцание оружия и громкие приказания заглушались раскатами грома и шумом ливня. (4) Сюда же еще раньше привезли ему в разобранном виде много судов, тайком их опять сколотили и спрятали в лесу; в числе этих судов были и корабли в 30 весел. Перед зарей ветер стих и ливень прекратился. Конное войско взобралось на меха, пехота села на суда, сколько ее вместилось, и все направились к острову; наблюдательные посты, выставленные Пором, заметили их только тогда, когда они обогнули остров и были уже совсем близко от берега.

Александр взошел на тридцативесельный корабль; с ним были Птолемей, Пердикка и Лисимах, телохранители, Селевк, один из «друзей», впоследствии царь, и половина щитоносцев: остальные щитоносцы находились на других тридцативесельных кораблях. Войско, обогнув остров, стало уже в открытую держать к берегу. Воины с наблюдательных постов, видя, куда они двигаются, поскакали во всю конскую прыть к Пору. (2) Тем временем Александр высадился первый; встретил воинов с других тридцативесельных кораблей и по мере того, как всадники выходили на берег, выстраивал их; всадникам было приказано выходить первыми; он и повел их вперед в боевом порядке, Будучи, однако, незнаком с местностью, он не заметил, что высадился не на материке, а на острове, и большом острове, причем не заметил [180] и того, что это остров, так как он был отделен от земли небольшим протоком, (3) Вода, однако, поднялась от ливня, длившегося большую часть ночи, так что всадники не могли найти брода. Людей охватил страх, что при этой переправе им придется помучиться столько же, сколько и в первый раз. Когда, наконец, нашли брод, идти через него оказалось трудно. Вода в самом глубоком месте доходила пешим до груди, а у лошадей только голова торчала над водой. (4) Когда переправились и через этот проток, то Александр перевел на правое крыло агему всадников, а из прочих гиппархий отобрал сюда наилучших воинов. Конных лучников он поставил впереди всей конницы; за ней сразу стояли царские щитоносцы под командой Селевка; за ними находилась царская агема. Рядом с ними выстроились прочие щитоносцы, соблюдая первое место за теми, кому оно выпало на тот день. По краям на правом и левом крыле фаланги стояли лучники и агриане и по обеим сторонам метатели дротиков.

Выстроив таким образом войско, Александр велел пехоте следовать за ним обычным шагом и в полном боевом порядке. Было ее немногим меньше 6000 человек. Сам же он, считая, что конница у него сильнее, быстро двинулся вперед с одними всадниками, которых было тысяч до пяти. Таврону, начальнику лучников, он приказал идти вслед за конницей — и торопиться. (2) У него был такой расчет: если Пор со всем своим войском схватится с ним, то он или без труда одержит победу, бросив на него конницу, или же продержится, сражаясь, до тех пор, пока в дело не вступит пехота. Если же инды, перепуганные неслыханно смелой переправой, побегут, то он будет следовать по пятам за беглецами, и во время этого отступления перебито будет столько людей, что мало кого останется, чтобы сразиться лицом к лицу.
(3) Аристобул рассказывает, что сын Пора явился с 60 колесницами к переправе раньше, чем Александр успел перебраться с малого острова на большой. Он мог бы удержать Александра (переправа была тяжела и при отсутствии всякой помехи), если бы инды, выскочив из колесниц, бросились на первых, кто выходил из воды. Вместо этого он проехал мимо со своими колесницами и дал возможность Александру спокойно переправиться на берег. Александр погнал за ним своих конных лучников, и те без труда обратили их, израненных, в бегство. (4) Другие же рассказывают, что инды, явившиеся с сыном Пора, вступили в сражение с Александром и его конниками на месте высадки, что сын Пора прибыл с войском большим, чем говорил Аристобул, что сам Александр был им ранен и что тут погиб его конь Букефал — самый [181] любимый конь Александра, — раненный также сыном Пора. Но Птолемей, сын Лага, которому я следую, рассказывает иначе. (5) Он тоже говорит, что Пор послал своего сына, но было у него не только 60 колесниц. Нельзя допустить, чтобы Пор, услышав от своих воинов-наблюдателей, что Александр перешел через Гидасп хотя бы с частью войска, выслал против него собственного сына только с 60 колесницами. (6) Для разведки этого было бы много, и вернуться обратно такому числу было бы нелегко; для того же, чтобы и задержать врагов, еще не переправившихся, и вступить в сражение с теми, кто уже вышел на берег, 60 колесниц недостаточно. По словам Птолемея, сын Пора привел с собой 2000 всадников и 120 колесниц, но Александр успел уже закончить свою последнюю переправу с острова.

И он же рассказывает, что Александр послал на них сначала конных лучников, а сам повел конницу, думая, что на него со всем войском движется Пор, а эта конница только первый отряд, высланный вперед. (2) Узнав же в точности силы индов, он стремительно обрушился на них со своей конницей. Они дрогнули, увидев самого Александра и множество всадников, выстроенных не в одну линию, а по илам. Всадников-индов пало человек 400, пал и сын Пора; колесницы захватили вместе с лошадьми: были они слишком тяжелы; кругом стояла грязь; трудно было с ними и отступать, оказались они бесполезны и в сражении.
(3) Когда всадники, спасшиеся бегством, рассказывали Пору о том, что Александр уже переправился с лучшей частью своего войска и что сын его погиб в сражении, Пор заколебался, тем более, что войско, оставленное с Кратером в главном лагере, расположенном прямо против него, явно стало готовиться к переправе. (4) Наконец, он решил идти на Александра и бросить все свои силы на цвет македонского войска с его царем. Тем не менее он оставил в лагере несколько слонов и небольшую часть войска, чтобы отпугнуть от берега всадников Кратера. С собой он взял всю конницу: около 4000 человек, все колесницы — их было 300, 200 слонов и цвет своей пехоты — около 30000 человек — и устремился на Александра. (5) Наткнувшись на такое место, где не было грязи, и песчаная поверхность, ровная и твердая, была удобна для конной атаки и маневрирования, он выстроил там войско. Впереди в одну линию стояли слоны, слон от слона на расстоянии не меньше плефра: Пор хотел растянуть линию своих слонов вдоль всей своей пехоты, чтобы всюду устрашали они Александровых всадников. (6) Он не допускал и-мысли, что враги отважатся пробраться между слонами: [182] ни конники (лошади ведь слонов боятся), ни тем более пешие; на передовой линии тяжеловооруженные воины отбросят нападающих, и они будут растоптаны обратившимися на них слонами. (7) За слонами стояла у него пехота, расположенная по этой второй линии так, что отдельные отряды можно было быстро вдвинуть между животными. На флангах стояла тоже пехота; по обеим сторонам ее выстроена была конница и перед ней с обеих сторон находились колесницы.
Так построил свое войско Пор. Александр, видя, что инды уже выстраиваются, остановил конницу, желая встретить пехоту, которая все время к нему подходила. Когда фаланга, приближавшаяся бегом, уже соединилась с остальным войском, он не сразу выстроил и повел в бой воинов, не желая предавать в руки свежего варварского войска своих усталых и запыхавшихся солдат. Он велел коннице кружить вокруг неприятеля, пока его пехотинцы не отдышались. (2) Видя, как построились инды, Александр понял, что ему нельзя ударить в центр, где вперед выдвинуты были слоны, а в промежутках между ними стояли густые ряды пехоты: он боялся как раз того, на что рассчитывал Пор, располагая таким образом свои силы. Александр был сильнее конницей, и он решил, взяв большую часть ее, напасть на левое крыло врага. (3) Кена с гиппархией Деметрия и его собственной он послал против правого крыла индов, велев ему заехать в тыл варварам, когда те поскачут, увидев идущую на них массу всадников. Пехоту он поручил Селевку, Антигену и Таврону, но приказал вмешаться в сражение только тогда, когда они увидят, что его конница привела в замешательство и пехоту, и конников врага.
(4) Уже стрелы и копья долетали до них; Александр двинул против левого крыла индов конных лучников (было их около тысячи), чтобы они тучей стрел и стремительным натиском привели в замешательство вражеских воинов на этом фланге. И сам он с всадниками-«друзьями» кинулся на левое крыло варваров, стараясь ударить на них, пока они еще в замешательстве не успели выстроить свою конницу.
Тем временем инды отовсюду стянули своих всадников; они поскакали наперерез Александру, и конница Кена оказалась, как и было ей, приказано, у них в тылу. Инды вынуждены были действовать своей конницей на два фронта: большую и лучшую часть ее выслать против Александра; остальные обратились против Кена и его отряда. (2) Это сразу же вызвало замешательство в рядах индов и смутило их; Александр, [183] видя, что сейчас как раз удобный момент повернуть свою конницу в другую сторону, напал на центр вражеского войска. Инды, не дожидаясь удара Александровых конников, бросились врассыпную к слонам, как к спасительной стене. (3) В эту же минуту вожаки слонов погнали своих животных на конницу, а македонская пехота пошла на слонов, кидая дротики в их вожаков и поражая самих животных, которых они обступали со всех сторон. Это было сражение, не похожее ни на одно прежнее. Слоны врывались в ряды пехоты, поворачивались, и в этом месте густого строя македонцев как не бывало. Конница индов, видя, что дело завязалось у пехоты, опять повернула и бросилась на македонскую конницу. (4) Когда же Александровы конники опять одолели их (они значительно превосходили индов и силой, и опытностью), они опять откатились к слонам. Тогда вся конница Александра собралась в один отряд — не по приказу, а в силу условий боевой обстановки, нападая на ряды индов, они рассыпались, нанося большой урон. (5) Слонов оттеснили, наконец, в узкое место, и здесь, поворачиваясь, толкаясь и топча людей, вреда своим наносили они не меньше, чем врагам. Погибло много всадников, отброшенных в это узкое место вместе со слонами; многих слонов и их вожаков поразили дротиками; одни слоны были ранены, другие, истомленные, без вожаков, беспорядочно бродили по полю битвы. (6) Словно обезумев от боли и горя, они бросались одинаково и на своих, и на врагов, расталкивали людей, топтали и убивали их. Македонцы, если вокруг было просторно и они могли напасть на слонов, улучив удобный для себя случай, обычно разбегались, когда животные устремлялись на них, а когда они поворачивались, преследовали их и метали копья. Инды, двигавшиеся между слонами, особенно от них пострадали. (7) Наконец, животные устали, обессилили и начали, посапывая, отходить назад, повернувшись к врагу, словно корабли, которые идут вспять. Александр окружил вес вражеское войско своей конницей и распорядился, чтобы пехота шла самым тесным строем, сомкнув щиты. Конница индов в этом сражении была перебита за вычетом немногих. Избивали и пехоту, наседая на нее со всех сторон. Когда конница Александра раздвинулась, образовав проход, все обратились в бегство.
В это время Кратер и прочие военачальники Александра, оставленные им на берегу Гидаспа, видя блистательную победу Александра, переправились через реку. И они произвели не меньшее избиение среди отступавших индов, преследовать которых пошли со свежими силами, сменив усталых воинов Александра. [184]
(2) Индов пехотинцев погибло немногим меньше 20000, всадников около 3000, колесницы были все изрублены. Погибли два сына Пора, Спитак, номарх здешних индов, все вожаки слонов, возничие, все гиппархи и стратеги Пора... слоны, которые не погибли тут же на месте, были пойманы. (3) Пехота Александра из 6000, принимавших участие в первой схватке, потеряла самое большее человек 80; конных лучников, которые начали сражение, погибло 10, всадников-«друзей» около 20, прочих всадников человек 200.
(4) Пор отличился в битве, показав себя не только хорошим военачальником, но и благородным воином. Увидя, что его конница перебита, что одни слоны пали на поле битвы, а другие печально бродят без вожаков, что большая часть пехоты погибла, он не положил начала всеобщему бегству, как великий царь Дарий, (5) но сражался до тех пор, пока держалась еще хоть какая-то часть индов. Раненный в правое плечо (только оно и было у него обнажено во время сражения; все тело было защищено панцирем, замечательным по своей прочности и прилаженности к телу, как это увидели те, кто впоследствии его рассматривал), он, наконец, стал отходить, повернув своего слона, (6) Александр, видя, как он велик и благороден в сражении, пожелал спасти его и послал за ним сначала инда Таксила. Таксил подскакал к нему на такое расстояние, на котором слон, несший Пора, не был ему опасен, и попросил Пора остановиться: нечего ему бежать дальше; пусть выслушает то, что сказал Александр. (7) Пор, видя Таксила, своего старинного врага, повернулся, чтобы метнуть в него дротиком; он, вероятно, и убил бы его, если бы тот не успел ускакать от него подальше. Александр и за это не разгневался на Пора, а стал посылать к нему одного человека за другим; и наконец отправил инда Мероя, узнав, что Мерой старинный друг Пора. Пор, выслушав Мероя, остановил слона и слез с него (его к тому же еще замучила жажда). Выпив и отдохнув, он велел поскорее проводить его к Александру.
Его проводили. Александр, узнав, что Пор идет к нему, выехал вперед войска с несколькими «друзьями» ему навстречу. Остановив лошадь, он с изумлением смотрел на Пора, дивясь и на его рост (в нем было больше 5 локтей) и на его красоту, и на то, что, по-видимому, он не чувствовал себя приниженным: он подошел к Александру, как герой к герою, как царь, доблестно сражавшийся за свое царство с другим царем. (2) Александр первый обратился к нему, предложив сказать, чего он для себя хочет. Пор ответил: «Чтобы ты обращался со мной, Александр, по-царски». Александру понравился этот ответ: «Я [185] это сделаю, Пор, ради меня самого. А ты попроси ради себя того, что тебе мило». Пор ответил, что в его просьбе заключено все. (3) Александру эти слова понравились еще больше; он вручил Пору власть над его индами и прибавил к его прежним владениям еще другие, которые были больше исконных. Таким образом он и сам по-царски обошелся с благородным человеком, и тот с этих пор стол ему во всем верным другом. Так закончилась война Александра с Пором и с индами, живущими за Гидаспом; произошло это при афинском архонте Гегемоне в месяце мунихионе.

Арриан, Квинт Эппий Флавий "Поход Александра"

@темы: история, Искусство, Путешествие Эдварда Айвза в Ост-Индию